|
А.П.
Чехов
- Новая дача
о произведении I
II III
IV V
I
В трех верстах от деревни Обручановой строился громадный
мост. Из деревни, стоявшей высоко на крутом берегу, был виден
его решётчатый остов, и в туманную погоду и в тихие зимние дни,
когда его тонкие железные стропила и все леса кругом были
покрыты инеем, он представлял живописную и даже фантастическую
картину. Через деревню проезжал иногда на беговых дрожках или в
коляске инженер Кучеров, строитель моста, полный, плечистый,
бородатый мужчина в мягкой, помятой фуражке; иногда в праздники
приходили босяки, работавшие на мосту; они просили милостыню,
смеялись над бабами и, случалось, уносили что-нибудь. Но это
бывало редко; обыкновенно же дни проходили тихо и спокойно, как
будто постройки не было вовсе, и только по вечерам, когда около
моста светились костры, ветер слабо доносил песню босяков. И
днем иногда слышался печальный металлический звук: дон... дон...
дон...
Как-то к инженеру Кучерову приехала его жена. Ей понравились
берега реки и роскошный вид на зеленую долину с деревушками,
церквами, стадами, и она стала просить мужа, чтобы он купил
небольшой участок земли и выстроил здесь дачу. Муж послушался.
Купили двадцать десятин земли, и на высоком берегу, на полянке,
где раньше бродили обручановские коровы, построили красивый
двухэтажный дом с террасой, с балконами, с башней и со шпилем,
на котором по воскресеньям взвивался флаг, -- построили в
какие-нибудь три месяца и потом всю зиму сажали большие деревья,
и, когда наступила весна и всё зазеленело кругом, в новой
усадьбе были уже аллеи, садовник и двое рабочих в белых фартуках
копались около дома, бил фонтанчик, и зеркальный шар горел так
ярко, что было больно смотреть. И уже было название у этой
усадьбы: Новая дача.
В ясное, теплое утро, в конце мая, в Обручаново к здешнему
кузнецу Родиону Петрову привели перековывать двух лошадей. Это
из Новой дачи. Лошади были белые, как снег, стройные, сытые и
поразительно похожие одна на другую.
-- Чистые лебеди! -- проговорил Родион, глядя на них с
благоговением.
Его жена Степанида, дети и внуки вышли на улицу, чтобы
посмотреть. Мало-помалу собралась толпа. Подошли Лычковы, отец и
сын, оба безбородые с рождения, с опухшими лицами и без шапок.
Подошел и Козов, высокий худой старик с длинной, узкой бородой,
с палкой крючком; он всё подмигивал своими хитрыми глазами и
насмешливо улыбался, как будто знал что-то.
-- Только что белые, а что в них? -- сказал он. -- Поставь моих
на овес, такие же будут гладкие. В соху бы их да кнутом...
Кучер только посмотрел на него с презрением, но не сказал ни
слова. И пока потом в кузнице разводили огонь, кучер
рассказывал, покуривая папиросы. Мужики узнали от него много
подробностей: господа у него богатые; барыня Елена Ивановна
раньше, до замужества, жила в Москве бедно, в гувернантках; она
добрая, жалостливая и любит помогать бедным. В новом имении,
рассказывал он, не будут ни пахать, ни сеять, а будут только
жить в свое удовольствие, жить только для того, чтобы дышать
чистым воздухом. Когда он кончил и повел лошадей назад, за ним
шла толпа мальчишек, лаяли собаки, и Козов, глядя вслед,
насмешливо подмигивал.
-- То-оже помещики! -- говорил он. -- Дом построили, лошадей
завели, а самим небось есть нечего. То-оже помещики!
Козов как-то сразу возненавидел и новую усадьбу, и белых
лошадей, и сытого красивого кучера. Это был человек одинокий,
вдовец; жил он скучно (работать ему мешала какая-то болезнь,
которую он называл то грызью, то глистами), деньги на пропитание
получал от сына, служившего в Харькове в кондитерской, и с
раннего утра до вечера праздно бродил по берегу или по деревне,
и если видел, например, что мужик везет бревно или удит рыбу, то
говорил: "Это бревно из сухостоя, трухлявое" или: "В такую
погоду не будет клевать". В засуху он говорил, что дождей не
будет до самых морозов, а когда шли дожди, то говорил, что
теперь всё погниет в иоле, всё пропало. И при этом всё
подмигивал, как будто знал что-то.
В усадьбе по вечерам жгли бенгальские огни и ракеты, и мимо
Обручанова проходила на парусах лодка с красными фонариками.
Однажды утром приехала на деревню жена инженера Елена Ивановна с
маленькой дочерью в коляске с желтыми колесами, на паре
темно-гнедых пони; обе, мать и дочь, были в соломенных шляпах с
широкими полями, пригнутыми к ушам.
Это было как раз в навозницу, и кузнец Родион, высокий, тощий
старик, без шапки, босой, с вилами через плечо, стоял около
своей грязной, безобразной телеги и, оторопев, смотрел на пони,
и видно было по его лицу, что он раньше никогда не видел таких
маленьких лошадей.
-- Кучериха приехала! -- слышался кругом шёпот. -- Гляди,
Кучериха приехала!
Елена Ивановна посматривала на избы, как бы выбирая, потом
остановила лошадей около самой бедной избы, где в окнах было
столько детских голов -- белокурых, темных, рыжих. Степанида,
жена Родиона, полная старуха, выбежала из избы, платок у нее
сполз с седой головы, она смотрела на коляску против солнца, и
лицо у нее улыбалось и морщилось, точно она была слепая.
-- Это твоим детям, -- сказала Елена Ивановна и подала ей три
рубля.
Степанида вдруг заплакала и поклонилась в землю; Родион тоже
повалился, показывая свою широкую коричневую лысину, и при этом
едва не зацепил вилами свою жену за бок. Елена Ивановна
сконфузилась и поехала назад.
|
|