Чехов - Осколки московской жизни

<1883> <1884> <1885>

<1885>

<38. 5 января>

Москвичи рады случаю выпить, а потому новый год был встречен с объятиями распростертыми. Выпили ланинской жижицы, побалбесили в маскараде Большого театра, опохмелились и теперь вкушают новое счастье. Судя по количеству разбитых бутылей, испорченных животов и подсиненных физиономий, это новое счастье должно быть грандиозно, как железнодорожные беспорядки. Мраком неизвестности оно не покрыто, а потому предвкушения и пророчества не составляют особой трудности... Вот оно... Родится, по примеру прошлых лет, очень много великих людей, девять десятых которых пойдет на замещение охотнорядских вакансий. Водочная вдова Попова будет принимать на службу в свой водочный завод исключительно только православных и девственников. Будет сочинено много ерундистых речей и плохих статей о водоснабжении. Московские поэты напишут много прочувствованных стихотворений по адресу спящих гласных, кассиров, тещ и рогатых мужей. Сивый мерин, скорбя о падении печатного слова, побьет палкой какого-нибудь "нашего собственного корреспондента". Торжествующая свинья, в видах поднятия народной нравственности, порекомендует упразднить уличные фонари. Кузька и гессенская муха откроют благотворительное заведение и напишут по статье об искусственном поднятии курса. "Московский листок" будет переименован в "Сдай назад!" и т. д. В общем будут скачки с препятствиями, торжество крокодилов, винт и выпивка.

***

Маститые заправилы "гуляний в экзерциргаузе", сиречь в манеже, скромны, как девы... На афишах, окутывающих теперь московские столбы и заборы, не выставлены "действующие лица", и, таким образом, благодарящему человечеству не ведомо, кого благодарить и благословлять нужно... Фабула и интрига манежных гуляний такова. Ежегодно в манеже устроиваются в пользу приютов народные гулянья. В этом году благотворитель Шадрин взял на откуп гулянья и был так любезен, что не только принял на себя все хлопоты по устройству, но даже уплатил приютам за "фирму" 2600 руб.! Щедрость необыкновенная... Кроме 2600 руб., из страха конкуренции пришлось уплатить по 200 рублей "отступного" гг. Антонову, Александрову и Липскому, дабы последние "не отбили", что в общей сложности составляет 3200 руб. - деньги немалые и благотворителю честь делающие. А кроме денег, сколько тратится времени на перекладывание выручки из кассы в свой карман, сколько идет мышечной силы на беганье, сколько пошло красноречия на покупку "фирмы"! И все это безвозмездно, задаром... Благодарное потомство, где ты? Потомство и приютские дети поблагодарят г. Шадрина, современники же почти ничем не платят ему за его необычайную благотворительность. Цена за вход на гулянья 1 р., на гуляньях же ежедневно бывает не более 5 - 8 тыс. человек, поверивших афишам, а потому выручка самая пустая - по 5 - 8 тыс. каждый день, не больше... Кроме того, г. Шадрин ухитрился продать торговцам места "по 5 р. за сажень" - себе в убыток... Жестокий содержатель буфета Мельников заплатил ему аренды только 1600 р. (с того же Мельникова урвали по 200 р. "лапки", или отступного, гг. Александров и Антонов, отчего цена на водку и бутерброды повышается, как ртуть в термометре, опущенном в горячую ванну). "Коробки с сюрпризами", вся сюрпризность которых заключается только в том, что счастливец получает вместо ожидаемой серебряной вещи бронзовую ушную ложечку, лотереи, разочаровывающие не столько проигрывающих, сколько выигрывающих, черкесы, продающие тульские изделия... все это дает кучу денег; но никаких денег не хватит отблагодарить за безвозмездные хлопоты... Г. Шадрин сияет и вырос на полтора вершка... Тонкая деликатность никогда не подаст вида, что она в убытке. А приютам, право, следовало бы быть поделикатнее и не злоупотреблять любезностью благотворителей. Они должны были бы взять хлопоты на себя. Гулянья сами по себе нестоящие... Если и есть в них что-нибудь веселое, так это г. Шадрин с комп., все же остальное мучительно и скучно, как казарменный спектакль. Экзерциргауз обращен для публики в экзекуцгауз...

***

Артисты Малого театра могут теперь сказать, что они едят хлеб в поте лица. Никогда они так не потели, как теперь. В заново отделанных мужских уборных печи и освещение устроены так мудро, что температура не бывает ниже 30№ по Реомюру. И благодаря такому климату происходит черт знает что. Лица, долженствующие быть бледными, выходят багрово-красны, гримировка тает и течет. Г. Макшеев пыхтит, как купеческий самовар, толстеющий с каждым днем г. Ленский начинает худеть... Сжальтесь, господа начальство!

<39. 19 января>

Сто тридцатая Татьяна отпразднована en grand и с трезвоном во вся тяжкая. Татьянин день - это такой день, в который разрешается напиваться до положения риз даже невинным младенцам и классным дамам. В этом году было выпито все, кроме Москвы-реки, которая избегла злой участи, благодаря только тому обстоятельству, что она замерзла. В Патрикеевском, Большом московском, в Татарском и прочих злачных местах выпито было столько, что дрожали стекла, а в "Эрмитаже", где каждое 12 января, пользуясь подшефейным состоянием обедающих, кормят завалящей чепухой и трупным ядом, происходило целое землетрясение. Пианино и рояли трещали, оркестры не умолкая жарили "Gaudeamus"*, горла надрывались и хрипли... Тройки и лихачи всю ночь не переставая летали от Москвы к Яру, от Яра в "Стрельну", из "Стрельны" в "Ливадию". Было так весело, что один студиоз от избытка чувств выкупался в резервуаре, где плавают натрускинские стерляди. Больше всего досталось торжествующим свиньям и трихине, по адресу которых посыпалось внушительное "pereat!"**, и шампанскому, которое пили с усердием дятла, долбящего кору. Истребляли этот напиток особенно яро бывшие студенты, не уплатившие долга Обществу вспомоществования недостаточным студентам. Этих господ так много, что для удовлетворения их не хватило ни шампанского, ни лихачей. Многим из неисправных должников пришлось довольствоваться одними только стерлядями, зернистой икрой и ликерами.

_______________

* "Будем веселиться" (лат.).

** да погибнет! (лат.)

***

Одной лошадиной реформой больше. Пресса и прессованное сено подали друг другу руки. Некий А. Головин публикует, что прессованное сено продается "во всех складах и во всех киосках, где продаются газеты и журналы и другие произведения печати". Что и требовалось доказать. Все, подлежащее сжатию и прессовке, снесено в одно место, в видах экономии места и для удобства гг. жеребцов, имеющих обыкновение закусывать после сена газеткой.

***

Кстати о газетах. Новые светила, обещавшие засиять в начале этого года, зажглись. Началась плевако-погодинская "Жизнь". Этот орган по внешности, содержанию и мягкости бумаги ужасно напоминает "Бакинские ведомости". Газетка плохонькая... "Не пойдет", как выражается один московский редактор, произведенный не так давно жителями Балахны в почетные граждане. "Светоч" помре, не прожив даже времени, потребного на понюшку табаку и на одно "апчхи!" В "Голосе Москвы" работают гробокопатели, гробовщики, читалки и проч. Издатели "Вокруг света" заказали себе у Айе по новой паре и купили по новому галстуху. Умерли: "Свет и тени", "Мирской толк", "Европейская библиотека". Больны: "Россия", "Волна" и Газета великого Гатцука. Бежал, убоявшись бездны премудрости, "Русский сатирический листок". "Московская летопись" продается Полушину, а издатель ее г. Иордан (однофамилец реки) поступает в монахи.

***

На конце Сретенского бульвара построено прошедшею осенью странное здание кирпичного цвета и с огромными окнами. К чему оно построено, неведомо. Большие темные окна глядят на прохожих уныло, словно обиженные, дверь заперта наглухо, из труб не струится дымок... Все это свидетельствует, что странный дом необитаем. Назначение его непонятно. Вывесили на нем как-то нечаянно вывеску "Читальня имени И. С. Тургенева" и потом, словно испугавшись чего-то, сняли вывеску и забили дверь доской. - Извозчик, что такое в этом доме? - спросил я как-то извозчика, проезжая мимо странного дома. - Надо полагать, портерная... - отвечал извозчик. - А впрочем, кто его знает! Будь это портерная или кабак, давно бы открыли, а то, вишь, заперта...

***

С временами меняются и вкусы. Было время, когда люди зачитывались рыцарскими романами и уходили в дон-Кихоты. Не так давно наши сызранские и чухломские детеныши, начитавшись Майн-Рида и Купера, удирали из родительских домов и изображали бегство в Америку. - "Дяденька, где Америка?" - спрашивали они прохожих, выйдя за город. Теперь же в Москве зачитываются пастуховским "Разбойником Чуркиным" и идут в... разбойники. Недавно два мальчика-москвича, проникшись насквозь духом творений Николая Иваныча, почувствовали страстное влечение к разбойнической жизни и бежали из дома родителей "в леса". Сначала юные Чуркины ехали по железной дороге, потом же, выйдя на одной станции, они наняли лошадь и дорогою убили везшего их мужика. Теперь малыши сидят в тюрьме и изобретают способы бегства... Описываемый случай может служить тысяча первым доказательством тлетворного влияния чтения книг на детские умы - роскошная тема для передовицы в ваганьковском вкусе...

***

В заключение о шельмах. Недавно в наших "Русских ведомостях" появилась заметка, в которой говорилось, что театральные барышники при продаже билетов дают публике в виде сдачи фальшивые бумажки. Такая "диффамация" господам барышникам не понравилась. В количестве более чем двадцати человек они припожаловали в редакцию "Ведомостей" и, негодуя, потребовали выдачи преступника. Заявление протеста имело характер корпоративный: не от одного лица, а от имени "корпорации театральных барышников". Доселе про барышников мы знали только то, что они находятся в стачке с кассирами и что против них никаких мер не принимается, теперь же из описанного факта явствует, что они составляют собой целую "корпорацию", целое общество на паях с акциями, облигациями, уставом и проч. Есть ли это "корпорация", правильно организованная, законом дозволенная "артель", или это просто мошенническая шайка? Если второе, то удивительно, что против этих гусей не принимаются до сих пор никакие меры. Забрать их на цугундер не так трудно. Физиономии их известны не одним только городовым. Всякий кассир, капельдинер, извозчик и театральный завсегдатай ведает, что обер-барышником состоит некий С. Его приметы: брюнет с проседью, коротко остриженная борода, тучность и шикарное пальто с бобровым воротником. Другой атаман, З., герой половины салонных и маскарадных протоколов, особых примет не имеет, но узнается по светлорусым усам и щегольскому платью. Оба вечно торчат у подъезда театра Лентовского. О третьем коноводе, сыне умершего профессора, узнать можно у кассиров.

<40. 2 февраля>

Тип старых бар, заводивших "с жиру" собственные театры и оркестры, на Руси еще не вывелся. Он есть и будет. Не коснутся его ни время, ни оскудение, ибо русский человек любит не только покушать и выпить, но и поощрять искусства. Раскрывайте вы житие железнодорожного барина г. Саввы Мамонтова, и вы убедитесь в целости типа, хотя бы из нижеследующего анекдота. Г. Савва Мамонтов, человек, могущий все купить и выкупить, отвалил г. Коршу несколько десятков тысяч и единым манием руки преобразил Русский театр в Русскую оперу. Это железнодорожное предприятие произвело такой переполох, какого не в состоянии произвести никакие крушения на Донецко-каменноугольной дороге, известной, впрочем, не столько крушениями, сколько дефицитами. Московский воздух наполнился толками о симпатичной инициативе, частной антрепризе, о крутом перевороте в оперном деле, о новых эпохах и эрах и проч., и проч. За горячими толками последовали горячие и мучительные репетиции, на которых г. Мамонтов, изображая из себя музыкального человека, раздражался козлогласием своих примадонн и возмущался неуменьем первых персонажей поднимать вовремя руки. За репетициями последовали спектакли, и теперь Москва кроме неудовлетворительной казенной оперы имеет еще и плохую мамонтовскую. Все поражает в новой опере, но ничто в ней так не поразительно, как количество ухлопанных на нее денег. Обстановка шикарная. Декорации, писанные гг. Васнецовым, Яновым и И. Левитаном, великолепны, костюмы, какие на казенной сцене и не снились, оркестр подобран умело и дирижируется очень сносно, но зато певцы и певицы - унеси ты мое горе! Случаются в жизни такие комбинации: есть желание курить, есть спички, есть гильзы, есть мундштук, но нет главного - табаку! Так и в новой опере: есть все, кроме певцов. Настоящего певца ни одного, первые же роли, не спросясь броду и не конфузясь, берут на себя любители и дилетанты, получившие музыкальное образование на домашних спектаклях, в кухмистерских, на табачных фабриках и проч. Пение их раздражает нервы и мешает слушать оркестр, игра же наводит уныние. Эта бедная игра не идет дальше поднятия вверх правой руки, стояния истуканом и качания головой в патетических местах. Г. Размадзе (наш Цезарь Кюи) сначала бранил исполнителей, елико возможно, теперь же махнул на них безнадежно рукой и набросился на страшные цены за места и на то, что начало спектакля всякий раз запаздывает на четверть часа. Он не прав. Г. Мамонтов создал оперный театр для собственного удовольствия; оперные заправилы, когда им указывают на пустые места в театре, говорят, что они и без публики обойдутся. Да и публика у них своя, железнодорожная, являющаяся только за тем, чтоб аплодировать. Дело, стало быть, поставлено на домашнюю, семейную ногу, и писать о нем рецензии значит вторгаться в частную жизнь.

***

Москва опять без головы. Баллотировались только г. Пороховщиков и И. Н. Мамонтов, и оба остались при пиковом интересе. Г. Пороховщиков, если верить излияниям одного ахалтекинца, забаллотирован на том основании, что человек, расстроивший свое собственное хозяйство, расстроит тем паче и городское хозяйство. Это несколько смахивает на анекдот, где одна бесплодная еврейка, явившись к доктору лечиться от бесплодия и узнав от его жены, что у него нет детей, заметила: "Когда у вас самих нет детей, то как же он может сделать, чтоб они у меня были?" Г. Мамонтов же забаллотирован... вероятно, pour plaisir или от привычки, органически вкоренившейся в москвичей, забаллотировывать всех и вся, не щадя живота. Спустись теперь с небес ангел небесный, они бы и его прокатили на вороных. Истекшие выборы, конечно, не обошлись без особенностей. Во-первых, все кандидаты и гласные страдали зудом сочинительства. Г. Пороховщиков ничего не сочинил только потому, что раньше в "Письмах к избирателям" им уже было все сочинено. Г. Мамонтов подарил человечеству несколько газетных фельетонов, где изобразил идеальное ведение городских дел, и изобразил не для того, чтобы эти дела идеально велись, а для того, чтобы все знали, что в таком-то городе есть Иван Николаевич Мамонтов. Гласный Черкасов обличил интеллигенцию в подкопах под третий разряд. Другой гласный, благоразумно скрываясь под маской "гласного третьего разряда", поместил в "Московских ведомостях" письмо, вызвавшее в думе целую бурю и громкий протест. Под протестом подписались все гласные, в том числе, вероятно, и благоразумный incognito. Гласный Гиляров-Платонов сочинил "Заметки на городскую смету" и т. д., и т. д. Вторая особенность выборов не так невинна. Если верить современным Корейшам и Аскоченским, на последних выборах свирепствовали брожение умов и волнение "партийных страстей". До чего мы дожили! Впрочем, приятно слышать, что у московского человека кроме страсти к винту и к хорошей закуске есть другие страсти.

Одна московская газета, испугавшись зловредного направления избирателей, посоветовала распустить думу. Глубокомыслие этого совета напоминает мне совет, данный "Голосом Москвы" во время беспорядков на морозовской фабрике: смирять рабочих духовно-нравственными беседами. "Русские ведомости" нашли, что это средство нужно попробовать сначала на фабрикантах.

***

Полуденное солнце одного из январских дней увидело зрелище, какое не повторится до страшного суда. Зрелище странное и необыкновенное. На проезде Тверского бульвара у канцелярии сыскной полиции были собраны все имеющиеся в Москве горбатые извозчики, числом более тридцати. Понадобилась эта "игра природы" для того, чтобы узнать личность горбача-извозчика, увезшего у какой-то дамы товар. Личность не узнали, но зато проходящей публике доставили удовольствие немалое. Статистическое бюро могло бы утилизировать это зрелище. Зная количество народонаселения России, по количеству московских извозчиков и упомянутых горбачей не трудно вычислить количество горбатых людей в России.

***

Ни для кого не секрет, что лавры покойного Н. Рубинштейна не дают спать директору Филармонического общества П. А. Шостаковскому. Теперь же нашлись люди, которым мешают спать лавры П. А. Шостаковского. Странно, но верно. Кто-то уже во второй раз поджигает его венки, полученные им от публики и висящие в одной из комнат, занимаемых обществом. Поджоги в оба раза были настоящие, с огнем, с пламенем и с пожарной командой. Дело о них передано судебному следователю, и в публике уже поговаривают о каких-то уличенных барышнях-поджигательницах. Ждут раскрытия целого романа. Поджоги страшно расстроили нервы маэстро. Он не спит, не ест и лечится. Отчего бы лечащим его докторам не посоветовать ему для успокоения нервов застраховать свои венки в миллион?

<41. 16 февраля>

Какой-то очень храбрый и ужасно благонамеренный господин пробрался задним крыльцом в "Московские ведомости" и пустил оттуда в городскую думу отравленную стрелу. Во избежание могущего произойти contrecoup'а* и неловких положений, он набрался еще большей храбрости и спрятался под псевдоним "гласного третьего разряда". Ужаленная дума всполошилась. Яд стрелы испускал из себя пронзительный запах мяснической морали "супротив антиллигенции" и всплошную состоял из толстых намеков на общественный пирог, хищения, журавля-профессора и проч. Не обидеться нельзя было. Оставив водопроводы, кандидатов в городские головы и проектированные переулки, дума посвятила себя протесту. Протестовала она долго и горячо, горячей, чем следует. С Осипова лился пот, Пржевальский, человек вулканического происхождения, истекал лавой, и среди думцев не нашлось ни одного, который посоветовал бы пренебречь и наплевать. Кончили тем, что настрочили протест и подписались под ним in corpore**, все гуртом, а стало быть, и "гласный 3-го разряда", автор скандального письма. Хорош мальчик: пошалил и сам себя за уши отодрал.

_______________

* контр-удара (франц.).

** в полном составе (лат.).

И пасквили писались, и гласные бушевали, и протесты печатались не для того, чтобы удовлетворить оскорбленное чувство думы, и не для того, чтобы поставить на путь истины заблудшего пасквильмахера, а только для того, чтобы губернский секретарь Иванов отсидел на гауптвахте три дня и три ночи. При чем тут, спросите, Иванов? Что он Гекубе, что ему Гекуба? Неисповедимые судьбы приуготовили думский скандал только для того, чтобы протест был напечатан в "Ведомостях московской городской полиции" и чтобы редактор их попал, как кур во щи. Дело в том, что сторонние сообщения могут быть печатаемы в "Полицейских ведомостях" только с дозволения обер-полицеймейстера, а губернский секретарь этого не знал и очутился в положении прохожего, почувствовавшего боль от свалившегося на голову цветочника. Итак, не странно ли? Трескучий думский скандал кончился гауптвахтой, а козлом отпущения ахалтекинских грехов явился ни в чем не повинный губернский секретарь. Думал ли когда-нибудь этот секретарь, что на его долю выпадет такая солидная, искупительная роль? Бывают же счастья!

***

Ученые открытия можно делать, не производя раскопок, не роясь в архивах, а лежа на диване, задрав вверх ноги. Гг. Погодины сделали открытие очень важное и без всяких с их стороны хлопот. На юге России во времена Римской империи кочевал с дозволения начальства народ, именуемый сарматами, или яцигами. Про этот народ не было ничего известно ни ученым, ни полиции. Не знали, скифы ли были сарматами, или сарматы скифами, почитали ли они родителей, ели ли они жен и детей и проч. Недавно только редакторы "Жизни" открыли, что сарматы были очень цивилизованный народ. У них была литература, водился типографский шрифт и жили в кибитках инспекторы типографий. Открытие это всецело принадлежит гг. Погодиным. О нем узнало человечество случайно, из объявления о продаже библиотеки покойного М. П. Погодина, состоящей более чем из 10000 томов. Объявление это было напечатано на первой странице "Жизни" и содержало в себе такой перл: "есть книги на сарматском, датском, шведском и финском наречиях". Не мешало бы порыться в погодинской типографии и поискать в ней гуннского шрифта. Недурно бы также выпустить несколько нумеров "Жизни" на сарматском наречии, для вящей доказательности и убедительности...

***

Русский театр, на который возлагались такие большие надежды, приказал долго жить. Он ахнуть не успел, как на него медведь насел. Прихлопнут беднягу навсегда без предварительных предостережений и запрещений розничной продажи. Причины такой преждевременной смерти неизвестны, но вероятнее всего, что они сидят в самом г. Корше. Вы помните, что г. Корш на первых порах принялся за дело ужасно горячо. А браки по страстной любви и великие дела с горячими началами непрочны. "Молодому, энергичному" антрепренеру скоро надоело его святое дело, скоро закопошились в его голове мучительные финансовые соображения, подвернулся кстати г. Савва Мамонтов со своей горе-оперой и тысячами и... "первый русский частный театр" - бултых! Теперь г. Корш пошел направо, а его артисты налево... Нет больше ни Корша, ни аггелов его! Увы и ах, ах и увы!!

Плачевность судьбы Русского театра несколько сглаживается до слез веселым "прощаньем" г. Корша с публикой, данным в последний день масленицы. Прощанье вышло комичное. Растроганный г. Корш, окруженный слезящимися артистами, вышел на сцену. Все во фраках, дамы в лучших платьях. Г-жа Волгина выступила и прочла "прощальное" стихотворение. В этом стихотворении синтаксис прощается с рифмой, рифма - со смыслом, смысл - с бакалейным пошибом стиха. Публика в недоумении: ей кажется странным, как это такая большая женщина может читать такие плохие стихи! После г-жи Волгиной читал стихи г. Форкатти, тоже прощальные и тоже плохие. Публика слушала. Засим сказана была прощальная речь. Речь эта сочинялась человеком горячим и юным душою. В ней много говорится о высоком держании знамени, об единении, о задачах, энергии и проч. и проч., но горячий эстетик умалчивает о "Ревизоре", дававшемся после одной репетиции, о битье на раек, о плохом репертуаре и о том трико, в которое был облечен г. Киселевский, когда давался "Ришелье". Это трико было лопнувши в десяти местах. О многом умолчал эстетик, не умолчав только о том, о чем не следовало бы говорить всуе. К чему, например, было говорить об единении и солидарности, если на другой же день после трогательного прощанья гг. обнимающиеся артисты "объединились" для того, чтобы поднять гвалт из-за золотой булавки г. Волкова-Семенова? Было напечатано в газетах, что г. Волков-Семенов получил от товарищей золотую булавку с бриллиантами... "Ввиду того, опровергает г. Форкатти, что подарок артисту от целой труппы имеет особую заслугу (!?), считаю долгом заявить, что в этом поднесении не участвовали..." Следует перечисление почти всех членов труппы. Заявление не товарищеское и для публики неинтересное. Вообще, пора бы гг. артистам перестать интимничать с публикой и лезть к ней с прощальными поцелуями, плохими стихами и закулисным скарбом. Надоело!

<42. 2 марта>

Гешефтмахерствующие москвичи, когда им не хочется расставаться с деньгами, поступают таким образом. Берут лист обыкновенной газетной бумаги, режут его на маленькие кусочки и каждому кусочку дают особое наименование. Один называют трехрублевкой, другой 2 р. 16 коп., третий четвертной и т. д. И таким образом получаются купоны, за которые можно закусить и выпить и в Salon сходить. Операция не сложная, но для коммерческого человека она находка. "Купонный вопрос", занимающий теперь московские умы, присущ только одной Москве, в такой же мере, как аблакаты из-под Иверской, разбойник Чуркин и трактир для некурящих Егорова. Выпускать купоны у нас имеет право всякое дыхание... В народе кроме купонов от государственных бумаг ходит масса купонов, выпущенных всякой всячиной: симбирско-чухломским, скопинским и сапожковским банками, сызране-бердянско-якутской железной дорогой, 1, 2, 3, 4 и 10-м обществами конножелезок, пивными заводами, табачными фабриками, пожарными каланчами, трактирами, бакалейными лавками, дворницкими будками и проч. Купонам, какое бы смутное происхождение они ни имели, присвояется у нас хождение наравне с кредитными бумажками и серебряною монетою. Хождение это самое смелое... Иной купонишко и гроша не стоит, его бы взять да в неприличное место выкинуть, а он ходит по кошелькам годы и десятки лет до тех пор, пока какая-нибудь гувернантка, не умеющая сбывать купоны, не истомится от напрасных попыток и не швырнет его в печь. На купоны покупают, но несравненно чаще ими платят. Платят рабочим, водовозам, учителям, гувернанткам, сотрудникам, переписчикам; ими платят долги, помогают родственникам. Черти платят ими за покупаемые души, отцы дают их вместо приданого, дети питают ими старых родителей. Вообще с ними живется очень недурно, и слава тому, кто их первый выдумал. Если людям, которых вынуждают получать купонами заработную плату, и приходится иной раз кисло и жутко, зато - платящие чувствуют себя на эмпиреях: дома наживают и чин коммерции советника получают.

Между купонами преобладают выкидыши, начавшие жить преждевременно... Зачастую в кармане сотрудника, только что получившего гонорар, вы найдете купоны 1999 и 2001 годов, а антрепренеры иначе и не платят актерам, как купонами 2983 г. И такой платеж свинством не считается. У нас так принято...

Провинциалы, приезжающие в Москву за товаром, пронюхали о слабости москвичей к купонам и тоже пустились на гешефт. Они покупают в нарочито приспособленных на то жидовских лавочках купоны и, платя ими за товары, наживают 50 - 100 рублей на тысячу. Если же ко всему этому еще прибавить, что на каждые десять купонов по счастливой игре случая приходится восемь фальшивых, то прелести купонного вопроса будут совсем понятны...

***

В прошлом году, как только заговорили о холере, управа придумала санитарных попечителей и санитарных врачей, с жалованьем по 125 р. в месяц каждому. В первые дни своего служения врачи ходили по дворам и домам, вычисляли кубические футы и удивлялись человеческой нечистоплотности. Потом же, когда толки о холере приутихли, они перестали вычислять кубические футы и занялись другой, не менее плодотворной работой. Получают они теперь свои 125 р., воспитывают в страхе детей, женятся, обедают, пьют чай, курят "Египетские" и насвистывают романсы... Холере остается только испугаться таких экстренных мер, подобрать полы и подобру-здорову удрать...

***

Кроме биржи, в которой следят за падением рубля и плодятся биржевые зайцы, в Москве существует еще другая биржа - актерская. Ежегодно в Великом посту со всех сторон нашего необъятного отечества стекаются в Москву благородные отцы, резонеры, первые любовники, трагики и прочие Синичкины и творят актерскую биржу. Для актера Москва такой же рынок, как и для невест. Тут он оценивается, продает себя с аукциона и закабаляется на весь предстоящий сезон. Съехавшиеся артисты выбирают обыкновенно для "совещаний" какой-нибудь "Ливорно" или "Ливерпуль", занимают тут все столы и превращают ресторан в нечто вроде метеорологической станции: следят за барометром и блюдут направление ветров. Высота ртутного столба различна, смотря по времени. В первую неделю поста Синичкин сидит за столом и свысока поглядывает на человечество. Глядя на него, нельзя сказать, что он прекрасный Иосиф, продающийся в рабство. Он горд и неприступен, как Карс. На груди его переливает огнями массивная золотая цепь неопределенной пробы - подарок житомирской публики. Рядом с цепью болтаются другие бутафорские вещи вроде брелок, медальонов и жетонов. Он держит в руках газету, и так ловко, что посетителям, где бы они ни стали, видны все десять его пальцев, обремененных массивными перстнями с не менее массивными бриллиантами чистейшей воды - подарки публики иркутской, курской, вологодской и енисейской. На столе, около локтя, блестит портсигар - поднесение воронежской молодежи. А молодежь умеет ценить истинные таланты! Тут же на столе порция бифштекса, балык, Смирнов Љ 21 и красное... Говорит Лев Гурыч в нос, движения его небрежны... В "антрррепренерах, чёррт их возьми!", он не нуждается, а если и сидит здесь, то только так... повидаться кое с кем пришел. Во вторую неделю поста картина несколько видоизменяется. На груди почему-то уже не видно цепи, Синичкин достает папиросы из кожаного портсигара и утверждает, что красное вино вредно для здоровья, ибо крепит желудок. Он пьет одного только Смирнова Љ 21, закусывает белужиной и небрежно изъявляет желание "понаблюдать" антрепренеров - это такие типы! На третьей неделе не видно уже ни одного подарка от публики, за исключением, впрочем, бриллиантовых перстней, оцененных в ссуде в двугривенный за "неподражаемую подделку..." На столе сиротливо вдовствует пустая пивная бутылка, а рядом с нею валяется кусочек соленого огурца... Синичкин конфузливо просматривает карточку обедов и исподлобья наблюдает за охотящимися антрепренерами. На четвертой неделе - он червь, он раб, он бог! Антрепренер дождался-таки, пока с его пальцев сползли фальшивые бриллианты, уловил момент, посмотрел в зубы и завербовал. В этом году актерская биржа блуждает. Сначала своей резиденцией избрала она "Ливорно". Скоро "Ливорно" не понравилось и актерствующая братия пожелала сделать честь Dusseau... У Дюссо намекнули, что съеденные огурцы и выпитый Смирнов Љ 21 не окупают истоптанных ковров и отабаченного воздуха. Пришлось ретироваться в "Ригу". В "Риге" что-то не поладили и ретировались. Теперь, говорят, Лентовский отдал под биржу пустующие залы своего театра. Теперь уж у постников есть приют.

<43. 16 марта>

Лорд-мэр явился, как deus ex machina: нежданно-негаданно. Разнесся по Москве слух, что какой-то г-н Тарасов получил большинство 110 избирательных голосов из 145 и намерен принять бразды... Кескесе г. Тарасов?

Из всего явствует, что будущий лорд-мэр всечеловек. Он купец, философ, канцелярист, письмоводитель института, действительный статский, судейский, полицейский, почетный мировой, следователь, коммерсант, знаток по суконной части, гласный думы, строитель выставки... Ко всей этой длинной веренице должностей не хватает только консульства на Сандвичевых островах, архимандритства да должности московского городского головы. Пробел пополняется... Итак, из одной этой наклонности г. Тарасова к частым перелетам следует предвидеть, что его лорд-мэрство будет непрочно... Кто поручится, что через месяц же после своего избрания он не оставит кресло и не умчится в морское ведомство, которое он тоже бы не прочь попробовать? Весьма странно: г. Тарасов служил везде, со всеми и при всевозможных температурах, а между тем в Москве про него слышат теперь только впервые, словно все свои службы он прошел в шапке-невидимке. Был он доселе гласным думы, но на заседаниях так много молчал, что его и не видали, и не слыхали... Видели, впрочем, что за столом сидит какой-то молчащий гласный, - а кто он, откуда, никому и интересно не было. Никто не думал, что из-под лежачего камня брызнет фонтан и что повторится история Сикста V.

***

Москва питает пристрастие к свинству. Все свинское, начиная с поросенка с хреном и кончая торжествующей свиньей, находит у нас самый радушный прием. В Москве уважаются в особенности те свиньи, которые не только сами торжествуют, но и обывателей веселят... Когда купцы "стрескали" свинью клоуна Танти, то место ученой свиньи не долго оставалось вакантным. Клоун Дуров, соперник Танти по части свинства, обучил фокусам другую свинью и дал опечаленным москвичам забыть о покойнице, переваренной купеческими желудками. Дуровская ingenue* доставляет обывателям самые эстетические наслаждения. Она пляшет, хрюкает по команде, стреляет из пистолета и не в пример прочим московским хрюкалам... читает газеты. На последнем гулянье в манеже Дуров предложил, как один из фокусов, чтение свиньею газет. Когда свинье стали подносить одну за другою газеты, она с негодованием отворачивалась от них и презрительно хрюкала. Сначала думали, что свинья вообще не терпит гласности, но когда к ее глазам поднесли "Московский листок", она радостно захрюкала, завертела хвостом и, уткнув пятачок в газету, с визгом заводила им по строкам. Такое свинское пристрастие дало право Дурову публично заявить, что все вообще газеты существуют для людей, а популярная московская газета и проч. Публика, читающая взасос "Московский листок", не обиделась, а напротив пришла в восторг и проводила свинью аплодисментами...

_______________

* юная простодушная девушка (театральное амплуа; франц.).

***

Нужно и немцам запретить играть в посту. В Немецкий театр Парадиза прибыла новинка - артистка Баркани. Не успели бедные пруссаки отдохнуть от Поссарта и Барная, как им приходится ломать стулья уже по поводу Баркани. Хоть Александр Македонский и великий человек, хотя Баркани и хорошая артистка, но из пределов и границ выходить не следует. Немцы трещат и лопаются от патриотизма. Они пыхтят, леденеют, пламенеют. У одного от пламенного патриотизма даже загорелись в кармане спички. Это факт... Бедному восторженному земляку Бисмарка, навонявшему на весь театр серой и прожегшему себе карманы, пришлось выходить из театра во время исполнения самого патетического места... Скандал!

<44. 6 апреля>

Московско-Брестская дорога переживает новую эру. Там завелось начальство, которое, не в пример другим начальствам, требует от подчиненных, кроме шаблонных смирения и послушания, еще одного подвига: идеальной грамотности.

- По мне - хоть пей, хоть с поездами сталкивайся, но пиши правильно...

По правлению ходит специально нанятый чиновник и засматривает в бумаги пишущих: нет ли где грамматической ошибки? Если ошибка найдена, то служащий получает нахлобучку и принимается за работу сызнова. Начальство, пробегая какую-нибудь бумагу, прежде чем ознакомиться с содержанием, устремляет свое администраторское око на ять, е и запятые.

- Гм... Вместо точки поставлена точка с запятой и оный написано через два н... Две ошибки! Подать-ка сюда Тяпкина-Ляпкина!

И бумага возвращается с подобающей головомойкой и ответным приказом. Таких приказов в правлении накопилось уже пропасть, и академик Грот много потеряет, если ими не воспользуется. Взять, например, хоть такие перлы: "Возвращая при сем поданную мне докладную записку за Љ 37213, считаю за нужное указать на некоторую небрежность, допущенную в ее изложении. Во второй строфе сверху после слова тариф нет запятой и слово Алексей написано через букву е. Предписываю впредь подавать бумаги без ошибок, а возвращаемую записку переписать вновь и доставить мне в надлежащем порядке: Такой-то". Или: "Возвращая при сем отношение за Љ 3032, вменяю в обязанность переписать его вновь и впредь собственные имена писать с большой буквы. Такой-то". Реформа интересная. Между прочим имеется в проекте - обязать с мая месяца этого года писать грамотно также и товароотправителей и пассажиров. Неграмотные пассажиры будут платить за билет вдвое.

Переписав каждую бумагу по десяти раз, служащие поневоле съедят собаку по грамматике. Их докладные записки и любовные письма будут блистать тонкостями по части ять и запятых. Если это папски непогрешимое правописание поведет за собою уменьшение крушений и улучшение быта служащих, то нововведение московско-брестского начальства может быть рекомендовано медицинским департаментом для всех дорог. Редакции могут в своих почтовых ящиках советовать неграмотным поэтам поступать на Московско-Брестскую дорогу.

***

Один московский купец за битву русских с кабардинцами и в память землетрясения на острове Борнео получил "Льва и Солнца". Не довольствуясь дипломом, зеленой лентой и звездой и находя, что все это не соответствует его заслугам, он пожелал наградить себя "похлеще и посущественнее". Взял звезду и отдал ее к ювелиру, чтобы тот украсил ее настоящими бриллиантами. Украшение обошлось только в семь тысяч рублей. - Хоть и Персия, а знай наших! Рразумейте, языцы! А еще говорят, что наши купцы обанкрутились!

***

Грязные воды Москвы-реки несут уже лед, и пешее хождение по водам строжайше воспрещено. Но русский человек норовит натрескаться ветчины именно тогда, когда в ней сидят трихины, и пройти через реку, когда на ней трещит лед. То и дело читаешь в газетах репортерские некрологи об утопших. Казалось бы, теперь-то и настала пора "обществу спасания на водах" заняться спасанием. Будки общества рассыпаны по всему берегу, на будках весело развеваются флаги, члены многочисленны, утопающих пропасть - все данные для того, чтоб отличиться! Но утопающие тонут, несмотря ни на какие данные... Конечно, не "общество" виновато в этом упорстве тонущих. Виноваты пустяки... Так, например, около Устинского моста тонут не по вине "общества", а только потому, что имеющиеся при будке спасательные круги, которые бросают утопающим, никуда не годятся. Один круг утащили мальчишки, а другой прикреплен к совершенно сгнившей веревке. Имеющиеся при той же будке носилки обратились во прах. От них остались одни только палки и грязные тряпки... Ах! А сколько церемоний, слов, цифр! С каким апломбом носятся значки!

Самым главным спасателем считается у нас коммерсант Калинин, кавалер многих орденов. Этот г. Калинин замечателен тем, что, любя спасать ближних от "утонутия", ни за что не соглашается спасать их от холеры. Арендуя дом мещанской управы, он содержит этот дом в такой нечисти, что полиции приходится составлять протокол каждый месяц. А для ближних было бы много полезнее, если бы он променял воду на сушу.

***

Целитель и смазчик Иванов называет себя на своей вывеске "известным изобретателем". До наименования своей особы известностью он дошел своим умом без вмешательства современников, которых, кстати сказать, считает своими врагами. На то он и чудак, чтобы чудить. Но что сказать о певце Славянском, который именует себя на афишах тоже "известным"? И не Окрейц ли научил его печатать на афишах свои портреты? Добро бы портреты были порядочные, а то на каждой афише нарисован ваксой какой-то не то Колупаев, не то Редедя, столько же похожий на Славянского, сколько целебный Иванов на Альфонса Ралле... Как жаль, что люди с комическим талантом из-за куска хлеба поступают в певцы и целители!

***

Санитарный попечитель и гласный думы И. И. Бровкин уличен в несоблюдении санитарных правил. В подвалах его дома, находящегося под его же санитарным попечительством, найдена такая слякоть, что пришлось составить протокол и выселить жильцов. По моему мнению, этого санитарного попечителя следовало бы отослать в музей. Он так же сверхъестественен и необычаен, как высеченный розгами педагог и сведенный в участок городовой.

***

Русский человек, не в пример иностранцам, обладает одною органическою особенностью. Мужик ли он или графиня, живет ли по нянюшкиным сказкам или по Льву Толстому, он одинаково не считает предосудительными три вещи: проехаться даром по железной дороге, попросить на чаек и купить за дешево дорогой товар. Иностранцы, глядя на нашего брата, разводят в изумлении руками. Им кажется странным, как это можно забыть до такой степени свое человеческое достоинство, чтобы сверх заработной платы попросить еще незаслуженное "на чаек"! Эта скабрезная особенность присуща в особенности москвичам, и нигде в другом месте кулачество не пользуется так умело этою особенностью, как в Москве, Зная, например, страсть москвичей к дешевому товару, московский торговый люд устраивает на Фоминой неделе дешевку - торжище, где за очень дешевую цену вы можете купить самые дорогие товары. Надувательство работает во все лопатки... Гниль, щели, прорехи и живые нитки замаскированы идеально, так что купленный за дешево сосуд разваливается при первом столкновении с житейскими надобностями и в руках потребителя остается одна только ручка; ситец расползается во время шитья, штаны трещат после первой польки, щегольские шляпы рыжеют на другой день после покупки. Модные, поразительно дешевые костюмы, купленные в магазинах дешевого платья, оказываются приготовленными не из шерсти, а из кнопа, не того Кнопа, у которого в Кунцове четыре собаки съели горничную и которому недавно фабричные подносили благодарственный адрес, а из того кнопа, который делается из суконных тряпок, подбираемых в помойных ямах. Но страсть к дешевизне прощает эту ложь более чем охотно. Нужно видеть, как веселы и счастливы барышни, порхающие по пассажам и хвастающиеся дешевыми покупками! И ни одна из них не потрудится задать себе вопрос: ради чего благодетельствуют торговцы и прилично ли благородным девицам пользоваться их одолжениями? Этакие гешефтмахерки!

<45. 20 апреля>

Московско-Рязанская дорога расчувствовалась, раскисла и учредила в себе для неимущих пассажиров IV класс. Таковой подвиг человеколюбия был поднят на ура и поставлен в пример прочим дорогам: "Нельзя не приветствовать почина, сделанного Московско-Рязанской дорогой" и проч. Для руководства других дорог описываю этот подвиг во всей его красе. Учредить IV класс не так трудно, как думают, было бы лишь желание начальства. Берутся для этого обыкновенные товарные вагоны с надписью: "Сорок человек и восемь лошадей", в вагонах расставляются скамьи - вот и IV класс. Во-вторых, не следует робеть. Нужно отбросить всякие нежности и набивать вагоны живым товаром, елико можаху, до тех пор, пока с живья не потечет сало и в вагонах не станет тесно, как в коробке сардинок. IV класс Московско-Рязанской дороги набит обыкновенно доверху. Пассажиры сидят на головах друг друга: в тесноте, да не в обиде, и печей не надо... Вагоны запираются наглухо, отчего происходит скопление углеводородов и сероводородов, утилизируемых начальством движения для осветительных и иных целей. Пассажиры, по-видимому, довольны. По крайней мере, до сих пор еще ни один лапотник не ходил с жалобой к директору и не протестовал печатно. Дорога тоже довольна. Возить в товарных вагонах живой товар выгоднее, чем лес, пеньку, железо... Она так увлеклась своим добрым почином, что думает уступить для IV класса кубы, в которых перевозится нефть, и кули из-под шерсти. Да, нельзя не приветствовать!

Говоря о Рязанской дороге, не деликатно пройти молчанием ее товарную станцию. Этот маленький уголок земли с каждым днем делается все популярнее, и скоро начнут туда стекаться пилигримы, как в Рим и в Мекку. Он с момента своего основания изображает собой большой ипподром, на котором вольнопрактикующие акробаты и клоуны дают ежедневно бесплатные представления, напоминающие Олимпийские игры. В представлениях, кроме служащих, участвуют товароотправители и товарополучатели, продающие на месте свои товары и производящие миллионные обороты. Служащие угощают друг друга подзатыльниками, купечество же услаждает себя беспатентной торговлей. Торговая депутация то и дело является на станцию и составляет протоколы. В одно прекрасное утро было составлено 85 протоколов! Члены депутации преследуют, купцы прячутся и - происходит потеха. Один купец, прячась от депутации под вагон, зацепился за крючок и оторвал себе воротник, за что получил прозвище Воротника. Когда депутации нет, купечество забавляет себя и публику выкидыванием коленец: ходят на головах, бегают по шпалам нагишом и проч. Один купец, бегавший на потеху публики без штанов, прозывается Штанами и ужасно сердится, когда при нем заговаривают о брюках...

***

В III отделении (окружного суда) с участием присяжных заседателей разбиралось на днях "дело о кукише". Обвинялся некий Викторов в показании кукиша участковому приставу и в намерении оскорбить действием околоточного надзирателя. Обвинительный акт по этому делу гласит о следующем событии. В день открытия "Фоли-Бержер" к кассе подошел Викторов, пьяный как стелька, и купил билет для входа, но в уважение к его пьянственному состоянию в залы его не пустили. Когда же он стал требовать, чтобы ему возвратили деньги за купленный билет, его попросили сдать назад. Тогда он задебошил, загалдел и взывал к справедливости до тех пор, пока его не повели в участок, где нет ни болезней, ни печалей, ни воздыханий... Здесь пристав начал его усовещевать, он же, вместо того чтобы смириться и слезно заплакать, поднес к лицу начальства кукиш и предложил: "Вот, накося выкуси!" Когда же присутствовавший при этом околоточный надзиратель представил Викторову всю неблаговидность и безнравственность его поступка, он выказал намерение оскорбить его действием. Беру это дело только потому, что оно дало случай председателю г. Ринку в своем резюме определить понятия "кукиш" и "накося выкуси". По мнению г. Ринка, Викторов, поднося к лицу пристава пальцы, сложенные в виде фиги, и предлагая "выкусить", сделал предложение малосодержательное и неудобоисполнимое. Если бы предложение Викторова и было принято г. приставом, то пострадал бы сам Викторов, ибо он остался бы тогда без пальцев. Такое резюме спасло посетителя "Фоли-Бержер".

***

Антрепренер Александров, прозванный Монтигомо, Ястребиным Глазом, нанял Зоологический сад и приспособляет его к блистательным представлениям. Сооружает в нем опереточный театр, будку для музыкантов, буфет, гимнастику и даже чистит пруд. Общество акклиматизации взяло с него арендных 2000 рублей. Теперь вопрос: что он Гекубе, что ему Гекуба? Что общего между зоологией и опереткой? Почему бы кстати и зоологический кабинет университета не отдать под оперетку? Наши зоологи объясняют эту несообразность очень просто: зверей кормить нечем. С голоду приходится или закрывать сад, или же пускаться на разные гешефты. Зимою, чтобы звери не подохли с голода, лучший волк был продан на садку за 30 руб. В этом году придется терпеть козлогласующих клиентов г. Александрова и пьяную публику, чтобы бедные ursus'ы* и lupus'ы** умерли с голода не теперь, а позднее... Средств у сада никаких... Слон ест грязное сено, остальные же звери питаются подачками или трупами своих умерших коллег... Человечнее было бы совсем закрыть сад, чем морить зверей и пороть горячку, но общество словно ждет чего-то и принимает пожертвования зверями... Странно!

_______________

* медведи (лат.).

** волки (лат.).  

<46. 4 мая>

Мещанский университет, находящийся на пути к Нескучному, праздновал на днях свой пятидесятилетний юбилей. Кого возили в Титы или городскую больницу, тот, конечно, помнит здоровеннейший, трехэтажный домище по правую руку с вывеской "Богадельня* и Мещанские училища" и тому наверное встречались на пути вереницы ученических пар, солидно прогуливаемых надзирателями. В Мещанском училище просвещают славян исключительно мещанского и купеческого происхождения. Графы, бароны, маркизы и виконты не принимаются. Преподают в нем следующие науки: булгактерию, щелканье на счетах, алгебру, геометрию, благонравие, отменный почерк и галантерейные манеры. Воспитывают в отроке высокие чувства и искореняют в нем, как сказано в отчете, самомнение: всякого, вообразившего себя Шекспиром или китайским мандарином, оставляют без каши. Кончивший курс умеет не только читать, писать и считать, но может также без запинки, на самом чистом парижском акценте выговорить "мерси-с" и написать "проба пера" таким залихватским почерком, что вы не воздержитесь, чтобы не воскликнуть: "Ах, волк те заешь!" Все лучшие бухгалтеры, приказчики и конторщики, поражающие лоском своих цилиндров, кадрильностью манер и коммерческою толковостью, кончили именно в Мещанском. Если кончившего в Мещанском свести с воспитанником патентованного Коммерческого училища, где цивилизуются хозяйские детеныши, и науськать их на ученый спор, то победа останется, конечно, за первым. По части перевода пфеннигов и стерлингов на рубли, выведения балансов, красоты почерка и быстроты щелканья на счетах кончивший в Мещанском не знает себе равного. Из училища могут выходить и великие люди; так, из него вышел Неврев. Ученики в училище учатся, питаются, одеваются и спят - все это задаром. Живется им сравнительно недурно. Если принять во внимание, что в духовных училищах еще до сих пор кормят по праздникам горохом, а в частном пансионе m-me Шимпанзе все воспитанницы пьют спитой чай и чистят зубы одной и той же зубной щеткой, то жизнь будущих бухгалтеров представляется просто Аркадией. Кашу дают им масляную, щи без духов, постель без клопов, а если и случается, что какой-нибудь Смирнов 77-й проглатывает вместе с кашей большого черного таракана, то ведь еще обломовский Захар подметил закон природы, по которому никто и ничто не может обойтись без клопов и тараканов. К великой чести непривилегированного и не знающего льгот училища следует сказать, что в нем ученики никогда не бывают голодны и раздеты, а березовая каша служит украшением одних только училищных преданий. Просветителями в нем состоят все больше Пешеморепереходященские и Вопиющенские, не убоявшиеся бездны премудрости, но до конца поборовшие все риторики, диалектики и философии. Это - будущие духовные особы или редакторы "Современных известий". Живут и служат они в Мещанском до первого иерейского или диаконского места. Поют все басом, любят решать сложные богословские вопросы и по субботам ходят смотреть невест.

_______________

* Но не "богодельня", как написано на рисунке училищного отчета. Нужно поставить г. Куманину единицу.  

Училище зиждется на щедротах купеческого общества. Как велики эти щедроты, можно видеть из того, что в кассе училища имеется больше миллиона. На юбилее съели, выпили и умилились на 30000... Лопашов, готовивший обед и сбондивший по 11 рублей с персоны, нажил палаты каменные...  

* * *  

Насчет афганской границы ничего еще не известно, а в Москве уж воюют. Со дня на день ждут прибытия английских корреспондентов и батальных живописцев. Шовинисты потирают руки. Воюют не англичане, не русские, а изготовители сатанинской крови, сиречь архикабатчики и обер-водочники. Casus belli* - конкуренция. Каждый враг, стараясь доказать, что водки его неприятелей ни к черту не годятся, подпускает торпеды, топит и донимает политикой. Чего только не делается, чтобы насыпать в нос спящему неприятелю перцу, подставить ему ножку и спустить с лестницы его реноме. Водочник Шустов предал анафеме все существующие водки и изобрел на страх врагам свою "аглицкую горькую". Зимин ест Смирнова, Смирнов Зимина. А какая-то Авдотья Зимина, чтобы истребить Петра Смирнова, выпустила водку Љ 21, совершеннейшую подделку под смирновский Љ 21. Бутылка и ярлык совсем смирновские, а чтобы иллюзия была полнее, на ярлыке написано: "Петра Смирнова" (московского трактирщика, знакомством коего заручилась Зимина), а несколько выше самым мелким петитом: "по заказу". Чтобы показать, что Зимина знает по-французски, на углах ярлыка написано: "Eudoxie Zimina", отчего водка, говорят, получает особый специфический вкус. Братья Поповы наняли какого-то магистра химии, который в столовом вине "известного в Москве завода (понимай: врага Смирнова) за Љ 21 и вине за Љ 20 другого завода (Кошелева?), старающегося ввести (?) себя в известность своими рекламами", нашел мутность. Заводчик Кошелев распинается за свой ректификационный спирт и т. д. Все наперерыв печатают в газетах громаднейшие объявления и "сторонние сообщения", в которых обливают друг друга помоями. Даже бр. Поповы, уличающие Смирнова в стремлении "ввести себя в известность", откупают целые страницы. Смирнов завоевал себе позицию в "Листке", и оттуда его теперь никаким гвоздем не выковыришь... Война, по всей вероятности, кончится тем, что заводчики передерутся и станут судиться. Дерущиеся пауки съедают друг друга таким образом, что в конце концов остаются одни только ножки. Если бы так благоприятно кончилась война наших заводчиков, то оставалось бы только благодарить судьбу: не спивались бы тогда таланты, не вдохновлялись бы служители малой московской прессы - наступило бы царство трезвости... Из всех заводчиков держит строгий нейтралитет одна только вдова...

_______________

* Повод к войне (лат.).  

* * *  

В Немецком клубе происходило бурное заседание парламента. 62 члена подали заявление, протестующее против забаллотировки 86 кандидатов, не попавших в чистилище только благодаря своим русским фамилиям. Первым делом прочли 3 пар. устава, не возбраняющий русским быть членами, потом начались речи. Поднялся какой-то член с очень кислой физиономией и, прижав руку к сердцу, начал: - Я, как известно, человек справедливый и... и гуманный, и поэтому буду справедлив... Наш Немецкий клуб играет большую (очень!) роль в обществе и пользуется большим почетом и даже уважением (дальше тянется канитель все в том же кадрильно-душеспасительном тоне). За что мы забаллотировали 86 человек? Что они сделали дурного??. (слезы на глазах.) Ничего!!! Остается - русская фамилия! - Бррраво! Урааа! Верно!!. - Ведь они наши братья... За что мы их оскорбили? И в конце концов оратор требует представить "этот вопрос" на рассмотрение властей. Публика соглашается. Другой оратор против обращения к властям. Публика кричит: "брависсимо! веррно!" Потом начинают судить старшину Цине, который 2-го апреля оставался в клубе за картами до 9 часов утра и должен был заплатить 38 руб. штрафа, но уходя велел записать за собой только 90 коп. Гвалт, махание руками, вскакивания, стук кулаком по столу. В конце концов парламентеры, оглохнув, охрипнув и с пеною у ртов, уходят восвояси.  

<47. 18 мая>

Судьбы Грибоедовской премии, как и все, выходящее из-под станка нашего Общества драматических писателей, поразительны своею странностью. Известно, что эта злополучная премия была учреждена с целью поощрения молодых, начинающих драматургов, а между тем до сих пор она была выдана только двум лицам: председателю общества г-ну Островскому и г-ну Чаеву, лицам не молодым, не начинающим и столько же нуждающимся в поощрении, сколько мед в подсахаривании. Поощрять нужно прапорщиков и поручиков, но не таких генералов от драмы, как А. Н. Островский. К чему поощрять генерала, если он и без того уж генерал? Кстати сказать, генерал получил 400 р. премии за "Без вины виноватых", которые успеха не имели. Г. Чаев получил такие же деньги за своего "Шуйского", который провалился с парадом и колокольным трезвоном. И выходит, значит, что до сих пор Грибоедовская премия приносила один только вред: поощряла немолодых драматургов писать плохие пьесы - совершенно обратное тому, что имели в виду учредители премии. Общество, благодушно заседающее в училище живописи, до-видимому, совсем не замечает этого хабур-чабура. Оно по-прежнему изображает из себя благотворительный комитет: на счет пишущей братии откармливает своих секретарей и писарей. Из каждого несчастного авторского рубля по-прежнему 80% идет на канцелярию, 15% на прорытие канала от земли до луны, 3% на герцеговинцев и только 2% в пользу автора... Оно по-прежнему поражает мир своими решениями. Так, недавно решили, чтобы премия выдавалась пьесам, содержащим в себе никак не менее трех актов. Удивительно... Ну, а если 2-х актная пьеса поручика окажется в тысячу раз лучше и талантливее 18-актной трагедии какого-нибудь действительного статского? Чтобы еще более затормозить молодым путь к получению премий, порешили также, чтобы премированная пьеса игралась в столицах, но отнюдь не в провинции... Удивительно!  

* * *  

"Роше де Канкаль" с его семейными кабинетами-будуарами, излюбленный Бахусом и Венерой, воспетый автором "Чада жизни", приказал долго жить. Купеческое общество нашло неприличным продолжать отдавать в аренду целых два этажа принадлежащего ему дома под заведение, служившее "ночным сборищем разгульной толпы жуиров и легкомысленных женщин". Легкомыслие женское следовало бы оставить в покое... Я знаю многих почтенных и солидных барынь, которые не раз находили "сурротат любви", как говорит Байрон, в стенах "Роше"... Знаю многих генералов, писателей, дипломатов, композиторов... Закрытие произвело самое тяжелое впечатление. Где же будут теперь находить себе приют аркадские принцы и московские Пенелопы?  

* * *  

У Левенсона печаталась книжонка "Козырные валеты". Содержание ее шантажно-рокамбольное: шулер на шулере едет, шулером погоняет... Фигурируют в ней Ястребов, Пшеничникова, Коралов, Рисанова - всё московские знакомые. Говорят, что если вместо ястреба взять другую птицу, а вместо пшеницы другой злак, то станет очевидным, кого имел в виду обессмертить автор-аноним. Роман написан плохо, портреты намазаны, но тем не менее не трудно разобрать знакомые черты известных московских архишулеров и бальзаковских барынь. Но что пикантнее всего, книжонки распроданы быстрее быстрого. Приехал какой-то господин и купил оптом все напечатанные 2400 экземпляров, и таким образом содержание книги остается для любопытной, любящей сплетни московской публики тайной.  

<48. 15 июня>

Курс на дачную жизнь заметно падает. В купеческих дочках и отставных титулярных советницах не замечается уже давнишнего стремления "dahin, wo die Citronen bliih'n"*. Добрая половина подмосковных дач осталась в этом году совсем не занятой. Белые билетики на окнах, свидетельствуя о кукише, полученном дачевладельцами, попадаются на каждом шагу. Такое охлаждение публики к прелестям дачной жизни объясняется на разные лады. Одни видят в этом охлаждении порчу вкусов, торжество реализма и равнодушие к красотам природы, сиречь падение нравов. Другие объясняют его ценами, которые заломили дачевладельцы в виду холеры и войны с Англией. Третьи говорят, что после прошлогодних летних морозов едва ли захочется кому-нибудь в другой раз подвергать себя опасности. Четвертые, самые рассудительные, всю вину сваливают на "безобразия"... А что московская дачная жизнь, кроме прелестей, имеет еще и безобразия, в этом трудно не сомневаться... Природы, во-первых, нет никакой... Леса вырублены, реки загажены фабриками, воздух воняет... Кроме перин, набитых перьем, да дамских шляпок, пернатого нет ничего, а о соловьях никто и не помнит... Сами дачи построены на воздусях: в любую щель не то что таракан, но и лошадь пролезет... Барышни всё прошлогодние, кавалеры какие-то поджарые, цыбулястые, закорузлые, словно петушки ощипанные... Во-вторых, в какую рощу ни сунешься, всюду свирепствует благотворительность в лице распорядителей, требующих полтинник за вход... Эти распорядители, томные блондины в светлых брюках и сиреневых перчатках, зимою участвуют на любительских спектаклях, летом же, живя на дачных чердаках, распоряжаются на дачных балах и провожают барышень. Вообще очень вредный народ. Комары и любители сценического искусства - большое неудобство... Пора бы становым приставам обратить на них внимание...

_______________

* "туда, где цветут лимоны" (нем.).  

* * *  

Гг. китайский мандарин Васильев и присяжный похеренный Руссиянов с прискорбием извещают своих дедушек, бабушек, тетушек и немногочисленных читателей о кончине своих шарманок "Голос Москвы" и "Волна", последовавшей после продолжительной и тяжкой неподписки. Похороны на счет благотворителей. Кстати же во избежание лишних расходов будет помянута и умирающая "Жизнь", по поводу чего Федор Микифорич Плевака скажет речь.  

* * *  

Как ни смахивает наша ремесленная выставка на обыкновенную губернскую ярмарку, но все-таки и на ней есть кое-какие достопримечательности, могущие привести в восторг истинного патриота и поразить иностранца. Достопримечательности эти суть следующие: a) Французские наклонности гг. экспонентов, Половина русских изделий украшена французскими надписями. Это не предосудительно. Если даже горничные носят турнюры, то экспонентам отставать от цивилизации совсем неприлично, и Л. Смирнов выказал большую галантность, написав на своих пуговицах Nouvote!.. b) Презрение к российской грамматике, открыто проповедуемое вывесками, надписями и ярлыками. Если вы откроете на выставке хоть одну грамотную вывеску или надпись, то вы великий человек... Все безграмотно... Эта круговая, бесшабашная безграмотность открывает вам, впрочем, одну очень интересную тайну: в экспонентах вы узнаете многих авторов почтового ящика... Ну, не поэт ли, не "лЬтератор" ли г. Словинов, написавший на своем мельхиоровом жбане: "Доброе братство лутче богатства", а на ковше: "Не пей за сталбом, а пей за столом". Впрочем, у г. Чумакова на кресте "лутче" надпись: "Крест сей зделан на сорокодневную гору, кцеркви где Христос молился 40 дней Блись Долины Иордана" и т. д. С этим чумаком из чумаков может соперничать один только тульский грамотей Гандаров, написавший на своих фокусных бутылках: "Цельная литая бутылка принимаить в себе три разных напитка ва дну горла, и, подась чаво угодна, цена 45 рублей". Самовары Михайлова учат, как писать слова державный и Екатерине Великой, а кофейник-локомотив Панфилова украшен длинной надписью, задавшей немалую задачу нашим филологам: "издел Кресъ В Понфилова в моск. наболкани". c) Классификация и система. Колбасы лежат рядом с мельхиором, самовары - с шапками, сапоги - с бронзой, спички - с корсетами, d) Указатель выставки, указывающий только свою никуда негодность. Издательница просит в предисловии снисхождения, но и самые снисходительные присяжные упекли бы ее в Пермскую губернию, e) Неудобства для публики. Отсутствие скамей и стульев, заставляющее публику сидеть на полах и жениных турнюрах. Ревущая музыка мешает слушать и говорить. Всеобщая дороговизна и манера гг. экспонентов хватать покупателей за фалды, торговаться и провожать каждого покупателя фразой: "Так только, зря, вещи смотрит! Эка!" Одно только и есть удобство на выставке, это - имеющие форму стенного календаря объявления зубного рвача Вальтера, висящие на каждом шагу: на стенах, столбах, тумбах... Каждый может рвать их сколько угодно и употреблять на надобности. Удобство, согласитесь, большое...  

* * *  

Годовщина Кукуевской катастрофы в этом году будет отпразднована с особенною торжественностью. Заправилы Московско-Курской дороги дадут обед, на котором будут получать поздравительные телеграммы и пить за успех оконченного предприятия. Дело в том, что семисоттысячные протори, причиненные обществу дороги Кукуевской катастрофой, возмещены с избытком и скорее, чем в один год. Для возмещения этого убытка служили следующие невинные средства: увольнение от службы массы служащих на линии и возложение их обязанностей на других служащих, удаление от службы железнодорожных чинов третьего разряда и уменьшение наполовину жалованья тем из служащих, которые уцелели при повальном сокращении штатов. Меры эти не могут быть названы крутыми, ибо директор, начальники движений и прочая соль дороги остались и на местах, и с жалованьем, обижены же только люди, не имеющие никакого понятия о комфорте... Так как от сокращения штатов может произойти новая Кукуевская катастрофа, то правление озаботилось издать правила и на будущее время... Оно постановило убытки, которые будут причинены новой Кукуевкой, восполнять доходами от отдачи оставшихся служащих и их жен на заработки, от устройства увеселительных крушений поездов и отдачи под дачи железнодорожных будок.  

<49. 7 сентября>

Из-за границы прислана в жестянках партия маринованных рецензентов. Доморощенных не хватит, ибо в Москве так много театров и зрелищ, как никогда не бывало. Считайте: 1) Большой театр. Тут опера и балет. Нового ни на грош. Артисты все прежние, и манера петь у них прежняя: не по нотам, а по отношениям и циркулярам родной конторы. В балете вместе с балеринами пляшут также тетушка Ноя и свояченица Мафусаила. 2) Малый. Нового тоже ничего. Та же не ахти какая игра и тот же традиционный, предками завещанный ансамбль, против которого не погрешают даже октава Акимовой, сухость Вильде, шарж Музиля, закатыванье глаз Ленского и быстрота речи Александрова. 3) Опера Саввы Мамонтова. Расходов 29000 в месяц, а доходов в 29000 раз меньше. Управляет композитор Кротков, дирижирует Бевиньяни, плохо поют артисты. Ждут итальянцев. 3) Новопостроенный театр Корша. Состав труппы качеством и количеством напоминает постный винегрет: все есть, кроме самого главного - мяса. Тут есть старая знакомая Глама (которую московские стихотворцы рифмуют с драмой и далай-ламой), старушка Бороздина, бабуся Красовская, цирлих-манирлих Рыбчинская, говорящая басом Мартынова, есть какие-то Бредова, Лерман, две Ильиных, есть Гусева и даже Страус. Из мужской коллекции можно составить целый кавалерийский полк (за лошадями дело не станет). Тут прошлогодний Волков-Семенов, заживо погребенный Форкатти, ноющий и истеричный Иванов-Козельский (тот самый, который вместе с Лаэртом зарезал Гамлета), талантливейший, но никому не известный Шмидтгоф, вечно неунывающий Градов-Соколов-Керррасинов, князь Мещерский, Инсаров, Васильев-Гладков, стелющий гладко, есть Чинаров (поэтическая, но неизвестная фамилия!), есть даже Потемкин... Парики Яковлева, обувь Пироне, пьесы Мансфельда. 5) Театр близ памятника Пушкина. Одна половина сезона - драма, другая в распоряжении какого-нибудь Кузнецова. 6) Театр Лентовского. Будет ли в этом театре оперетка, феерия ли, трагедия ли, будет ли в нем Дуров свою свинью показывать, пока еще неизвестно даже самому Лентовскому, занятому выдумыванием подходящих виньеток для акций грандиозно-колоссально-туманного предприятия. 7) Дейтше Театер герра Парадиз. 8) 50000 любительских театров и проч., и проч. Ужасно много театров! Уцелеют ли все частные к концу сезона, неизвестно, но во всяком случае не мешало бы бросить в каждый из них по гарденовской огнегасительной бомбе, гарантирующей и от пожара, и от прогорания. Главными рецензентами на предстоящий сезон называют: Тряпичкина, Ноздрева, ученого гуся, показываемого у Саломонского, и Николая Базунова.  

* * *  

Кто хочет в наши дни видеть прогресс, тот пусть ищет его в малой московской прессе. Тут царит необычайное движение и в людях, и в бумаге, и в мыслях. Газеты прыгают с рук на руки с легкостью гоголевской коляски. Вчера "Жизнь" велась Плевако, сегодня она в руках Коробочки, печатающей пушкинскую "Пиковую даму", завтра ее купит И. М. Желтов, и доселе еще не потерявший надежды купить себе на ярмарке новые брюки, кисет и газету. "Голос Москвы" вчера принадлежал г. Васильеву, сегодня он под омофором некоего Зарубина и т. д. Вместе с переходом из рук в руки всякий раз меняется и направление газеты. Вчера вы читали статью г. Васильева о гнилости либерализма, а сегодня какой-нибудь афганец в игривых куплетцах советует приправить чесноком и изжарить на гусином сале Липскерова или же подносит вам приглашение заглянуть в трактир, где он в щах съел таракана. Что же касается направления по части убеждений, то в нашей малой прессе оно остается всегда и неизменно "западно-восточным". Заметно сильное движение и в атлантах, держащих на себе своды малой прессы. Двигаются они от утра до вечера, не отдыхая ни на минуту. Напьются утром чаю в одной редакции и идут толпой в другую редакцию, где закусывают и показывают кукиши первой; обедать идут в третью редакцию, где предают анафеме две первые, и т. д., и все эти хождения делаются из "принципа"... Недурно сделают эти калики перехожие, если оставят потомству свои дневники. Пусть хоть потомство узнает, как это, не имея абсолютно никакого ценза, кроме способности "чавкать" и за раз выпивать по 20 рюмок, можно сделаться газетным дельцом.  

<50. 5 октября>

Театр близ памятника Пушкина превратился в Общедоступный театр. Слово "общедоступный" приклеено здесь весьма кстати. Его нужно понимать отнюдь не в тех смыслах, что в новоиспеченный театр могут ходить олимпийские боги и кучера, музы и прачки, нет! Его нужно понимать в смысле общедоступности театра для актерствующей братии. Кто хочет, тот и поступает на сцену, будь он хоть сосиска, хромая лошадь, покойник, факир... Было бы только желание, о талантах же и прочем нет разговора. В главе предприятия стоят два светозарных мужа: Щербинский и Хотев-Самойлов; оба замечательны только тем, что имеют по две руки и по две ноги. Первым персонажем считается Красовский, старец - единственный актер, уцелевший от потопа. Был с Иафетом на "ты" и ездил в Вавилон на гастроли. На правое ухо глух, на левое совсем не слышит, но тем не менее еще действует... За ним по степени блеска следует громадина, известная под именем Пети Медведева. Не пролезает в Триумфальные ворота и поднимает зубами Царь-колокол. Тут же ютится Андреев - малый на все руки. Этот актерствует не всегда, а временами, запоем... Пока его не требует к священной жертве Аполлон, он малодушно погружен в такую прозу, что при дамах не всегда ловко сказать: то вы видите его секретарем общества ассенизации, то он управляющий у Лентовского, то распорядитель по соколиной охоте, то гробокопатель... но вдруг, в самый разгар сует, находит на него нечто вроде священного ужаса. Тогда он бреет бороду и усы и нанимается в актеры. За Андреевым следует Симский, соединяющий в себе таланты актера и врачевателя-волонтера. Лечит он con amore*, магнетизмом, чревовещанием и толченым стеклом. Женский персонал нисколько не хуже мужского. Хотя среди артисток нет ни одной, которая служила бы секретарем в ассенизации или лечила коллег, но зато между ними есть "инженивая драматю" Самарова, особа, имеющая за 50. Начали общедоступенцы "Тяжкой долей". Кончат "Смертью Уголино".

_______________

* с любовью (итал.).  

* * *  

У Москвы с Харьковом завелись ученые контры. Город городу нос утер. Известный в Москве Д. А. Дриль представил на рассмотрение нашего юридического олимпа магистерскую диссертацию "Малолетние преступники". Наши ученые звезды нашли, что эта диссертация больше медицинская, чем юридическая, и на сем основании возвратили ее магистранту со словами: "Неудобно! Впрочем, старайтесь, молодой чеаэк!"... Дриль не пал духом и поехал со своим детищем в Харьков, где оно было признано туземными юристами блестящим, необычайным... О том, что диссертация не юридическая, и разговаривать не стали... Теперь скажите, какой город прав? С какого города г. Дриль должен взыскать путевые издержки, суточные и кормовые за все время прогулки от Москвы до Харькова и обратно? Резкая разница во взглядах на доброкачественность диссертации была бы понятна, если бы Дриль поехал в Сидней или Калькутту, но ведь Харьков не в Австралии и ученые его не индусы...  

* * *  

Вот это я понимаю! Артисты из труппы зоологического Александрова-Монтигомо любезно согласились разделять безвозмездно участь голодающих зверей Зоологического сада. Говорят, что сэр Александров аккуратно не платит служащим денег. Антихристова печать лежит на бедном саде: кто раз попал туда, не миновать тому сожительства с голодухой!  

* * *  

Ходят каверзные слухи, что будто бы в редакции "Жизни" кто-то дерется. Какой-то лапчатый гусь вышибает зубы, отрывает уши и откусывает носы. Говорят, что стоит только попросить у "Жизни" денег, чтобы собственную жизнь подвергнуть опасности. Верно это или нет, но советую на всякий случай сотрудникам и корректорам, желающим получить свой гонорар, ходить в страшную редакцию не solo, а в компании дворников и городовых. Но лучше совсем не ходить... Всякий, кому должна "Жизнь", может петь: "И от "Жизни" ничего не жду я..."  

* * *  

Многие люди должны пожалеть, что они не собаки. Что болонкам, гончим и легашам живется во сто крат лучше и легче, чем почтальонам, учителям и проч., давно уже известно из зоологии. Сделайте наоборот, то есть чтоб человеку лучше жилось, чем болонке, то все собачники и старые девы поднимут бунт и возведут вас в степень нарушителя законов природы. Москвич, завидующий псу, уже протестует. Он требует, чтобы ради справедливости закрыли бы хоть собачий приют, что при серпуховском частном доме. Этот приют устроен нашей старой девой - московской думой. В него приглашаются все бродячие, беспаспортные собаки жить, спать, обедать и беседовать о политике. Чтобы собаки не сердились, дума ассигновала на их клуб 5000 р. За все время существования собачьего приюта в нем жило только 22 собаки. Кто знаком с арифметикой и может разделить 5000 на 22, тот получит 227 рублей с копейками, то есть каждая собака получает столовых и жалованья (квартира, прислуга и освещение - казенные) гораздо больше, чем народные учителя, начинающие адвокаты и почтальоны. Говорят, что в принципе уже решено закрыть этот собачий рай и что уже на сей случай назначена комиссия и даже кто-то командирован за границу для изучения закрытий собачьих приютов...  

<51. 12 октября>

Искатели золота во вкусе Купера и Майн-Рида могут направить стопы свои в железнодорожно-оперный театр г. Саввы Мамонтова. Да не подумают, что под золотом я разумею здесь голос г-жи Любатович, композиторство г. Кроткова или режиссерство г. Мамонтова. Под золотом я разумею буквально золото, то самое, которое широкой рекой льется теперь из карманов г. Мамонтова. Когда иссякнет эта река, неведомо. Впрочем, ходят слухи, что меценат обрек на жертву своей затеи ровно три миллиона. Если это верно, то усердное и безбрежное ампоширование*, на котором упражняются певцы, певицы, соратники и прихлебатели г. Мамонтова, будет продолжаться еще по крайней мере год. Ампошируют около Мамонтова все, кто только имеет хотя маленькое, прямое или даже косвенное отношение к его опере. Итальянцы получают деньги, которые в Италии могут только сниться: 900, 1000 и даже 1500 р. в месяц. Ван-Зандт будет брать по 1500 р. за выход, с правом дать несколько концертов за особую плату. Милейший Бевиньяни берет 1500 р. в месяц, хотя, судя по скорости, с которой он обучает оркестр, мог бы брать и поменьше. Русские кавалеры и русские барышни получают совсем не по чипу. Так, голос, стоящий пятиалтынный с рассрочкой на 4 месяца, получает триста-четыреста рублей. Можно подумать, что все эти гг. Малинины и Шестовы получают не за талант, а за порчу крови на репетициях и за срам, который они терпят на спектаклях... Поражают также те громадные, ни с чем не сообразные "ампоше", которые выпадают на долю всевозможных администраторов, секретарей, подсекретарей, распорядителей, помощников... Для чего сдались театру эти баловни судьбы, каковы их функции и что они Гекубе - непонятно, но тем не менее денег на них идет очень много... Будь на месте г. Саввы Мамонтова не миллионер, а обыкновенный антрепренер, то он поступил бы так: вместо тысячи толкающихся администраторов завел бы одного маленького, тихонького, с жалованьем в 100 р. Было бы тогда и толку больше, и толкотни меньше. Но Савва Мамонтов миллионер. Как ни плохи его сборы, но ему нечего бояться судьбы Лентовского, около которого также в свое время, не помышляя о дне и часе, ампошировали, катались в масле...

_______________

* от франц. empocher - положить в карман.