|
А.П. Чехов -
Заблудшие
о произведении
Дачная местность, окутанная ночным мраком. На
деревенской колокольне бьет час. Присяжные поверенные Козявкин и
Лаев, оба в отменном настроении и слегка пошатываясь, выходят из
лесу и направляются к дачам.
- Ну, слава создателю, пришли...- говорит Козявкин, переводя
дух.- В нашем положении пройти пехтурой пять верст от полустанка
- подвиг. Страшно умаялся! И, как назло, ни одного извозчика...
- Голубчик, Петя... не могу! Если через пять минут я не буду в
постели, то умру, кажется...
- В по-сте-ли? Ну, это шалишь, брат! Мы сначала поужинаем,
выпьем красненького, а потом уж и в постель. Мы с Верочкой не
дадим тебе спать... А хорошо, братец ты мой, быть женатым! Ты не
понимаешь этого, черствая душа! Приду я сейчас к себе домой
утомленный, замученный... меня встретит любящая жена, попоит
чайком, даст поесть и, в благодарность за мой труд, за любовь,
взглянет на меня своими черненькими глазенками так ласково и
приветливо, что забуду я, братец ты мой, и усталость, и кражу со
взломом, и судебную палату, и кассационный департамент...Хоррошо!
- Но... у меня, кажется, ноги отломались... Я едва иду... Пить
страшно хочется...
- Ну, вот мы и дома.
Приятели подходят к одой из дач и останавливаются перед крайним
окном.
- Дачка славная,- говорит Козявкин.- Вот завтра увидишь, какие
здесь виды! Темно в окнах. Стало быть, Верочка уже легла, не
захотела дожидаться. Лежит и, должно быть, мучится, что меня до
сих пор нет...(Пихает тростью окно, которое отворяется). Этакая
ведь бесстрашная, ложится в постель и не запирает окон. (Снимает
крылатку и бросает ее вместе с портфелем в окно.) Жарко!
Давай-ка затянем серенаду, посмешим ее... (Поет.) "Месяц плывет
по ночным небесам... Ветерочек чуть-чуть дышит... ветерочек
чуть-чуть колышет"... Пой, Алеша! Верочка, спеть тебе серенаду
Шуберта? (Поет.) "Пе-еснь моя-я-я... лети-ит с мольбо-о-о-ю..."
(Голос обрывается судорожным кашлем.) Тьфу! Верочка, скажи-ка
Аксинье, чтобы она отперла нам калитку! (Пауза.) Верочка! Не
ленись же, встань, милая! (Становится на камень и глядит в
окно.) Верунчик, мамочка моя, веревьюнчик... ангелочек, жена моя
бесподобная, встань и скажи Аксинье, чтобы она отперла нам
калитку! Ведь не спишь же! Мамочка, ей-ббогу, мы так утомлены и
обессилены, что нам вовсе не до шуток. Ведь мы пешком от станции
шли! Да ты слышишь или нет? А, черт возьми! (Делает попытку
влезть в окно и срывается.) Может быть, гостю неприятны эти
шутки! Ты, я вижу, Вера, такая же институтка, как была, все бы
тебе шалить...
- А может быть, Вера Степановна спит!- говорит Лаев.
- Не спит! Ей, вероятно, хочется, чтобы я поднял шум и
взбудоражил всех соседей! Я уже начинаю сердиться, Вера! А, черт
возьми! Подсади меня, Алеша, я влезу! Девчонка ты, школьница и
больше ничего!.. Подсади!
Лаев с пыхтеньем подсаживает Козявкина. Тот влезает в окно и
исчезает во мраке комнаты.
- Верка!- слышит через минуту Лаев.- Где ты? Черррт... Тьфу, во
что-то руку выпачкал! Тьфу!
Слышится шорох, хлопанье крыльев и отчаянный крик курицы.
- Вот те на!- слышит Лаев.- Вера, откуда у нас куры? Черт
возьми, да тут их пропасть! Плетушка с индейкой... Клюется,
п-подлая!
Из окна с шумом вылетают две курицы и, крича во все горло,
мчатся по улице.
- Алеша, да мы не туда попали!- говорит Козявкин плачущим
голосом.- Тут куры какие-то... Я, должно быть, обознался... Да
ну вас к черту, разлетались тут, анафемы!
- Так ты выходи поскорей! Понимаешь? Умираю от жажды!
- Сейчас... Найду вот крылатку и портфель...
- Ты спичку зажги!
- Спички в крылатке... Угораздило же меня сюда забраться! Все
дачи одинаковые, сам черт не различит их в потемках. ой, индейка
в щеку клюнула! П-подлая...
- Выходи поскорее, а то подумают, что мы кур воруем!
- Сейчас... Крылатки никак не найду. Тряпья здесь валяется
много, и не разберешь, где тут крылатка. Брось-ка мне спички!
- У меня нет спичек!
- Положение, нечего сказать! Как же быть-то? Без крылатки и
портфеля никак нельзя. Надо отыскать их.
- Не понимаю, как это можно не узнать своей собственной дачи,-
возмущается Лаев.- Пьяная рожа... Если б я знал, что будет такая
история, ни за что бы не поехал с тобой. Теперь бы я был дома,
спал безмятежно, а тут изволь вот мучиться... Страшно утомлен,
пить хочется... голова кружится!
- Сейчас, сейчас... не умрешь...
Через голову Лаева с криком пролетает большой петух. Лаев
глубоко вздыхает и, безнадежно махнув рукой, садится на камень.
Душа у него горит от жажды, глаза слипаются, голову клонит
вниз... Проходит минут пять, десять, наконец двадцать, а
Козявкин все еще возится с курами.
- Петр, скоро ли ты?
- Сейчас. Нашел было портфель, да опять потерял.
Лаев подпирает голову кулаками и закрывает глаза. Куриный крик
становится все громче. Обитательницы пустой дачи вылетают из
окна и, кажется ему, как совы кружатся во тьме над его головой.
От их крика в ушах его стоит звон, душой овладевает ужас.
"Сскотна!..- думает он.- Пригласил в гости, обещал угостить
вином да простоквашей, а вместо того заставил пройтись от
станции пешком и этих кур слушать..."
Возмущаясь, Лаев сует подбородок в воротник, кладет голову на
свой портфель и мало-помалу успокаивается. Утомление берет свое,
и он начинает засыпать.
- Нашел портфель!- слышит он торжествующий крик Козявкина.-
Найду сейчас крылатку, и-баста, идем!
Но вот сквозь сон слышит он собачий лай. Лает сначала одна
собака, потом другая, третья... и собачий лай, мешаясь с
куричным кудахтаньем, дает какую-то дикую музыку. Кто-то
подходит к Лаеву и спрашивает о чем-то. Засим слышит он, что
через его голову лезут в окно, стучат, кричат... Женщина в
красном фартуке стоит около него с фонарем в руке и о чем-то
спрашивает.
- Вы не имеете права говорить это!- слышит он голос Козявкина.-
Я присяжный поверенный, кандидат прав Козявкин. Вот вам моя
визитная карточка!
- На что мне ваша карточка!- говорит кто-то хриплым басом.- Вы у
меня всех кур поразгоняли, вы подавили яйца! Поглядите, что вы
наделали! Не сегодня-завтра индюшата должны были вылупиться, а
вы подавили. На что же, сударь, сдалась мне ваша карточка?
- Вы не смеете меня удерживать! Да-с! Я не позволю!
"Пить хочется..."- думает Лаев, стараясь открыть глаза и
чувствуя, как через его голову кто-то лезет из окна.
- Я - Козявкин! Тут моя дача, меня тут все знают!
- Никакого Козявкина мы не знаем!
- Что ты мне рассказываешь? Позвать старосту! Он меня знает!
- Не горячитесь, сейчас урядник приедет... Всех дачников
тутошних мы знаем, а вас отродясь не видели.
- Я уж пятый год в Гнилых Выселках на даче живу!
- Эва! Нешто это Выселки? Здесь Хилово, а Гнилые Выселки правее
будут, за спичечной фабрикой. Версты за четыре отсюда.
- Черт меня возьми! Это, значит, я не той дорогой пошел!
Человеческие и птичьи крики мешаются с собачьим лаем, и из смеси
звукового хаоса выделяется голос Козявкина:
- Вы не смеете! Я заплачу! Вы узнаете, с кем имеете дело!
Наконец голоса мало-помалу стихают. Лаев чувствует, что его
треплют за плечо.
|
|