|
А.П. Чехов -
Весь в дедушку
Душная ночь с раскрытыми настежь окнами, с
блохами и комарами. Жажда, как после селедки. Я лежу на своей
кровати, ворочаюсь с боку на бок и стараюсь уснуть. За стеной, в
другой комнате не спит и ворочается мой дедушка, отставной
генерал, живущий у меня на хлебах. Обоих нас кусают блохи, и оба
мы сердимся на них и ворчим. Дедушка кряхтит, сопит и шуршит
своим накрахмаленным колпаком.
- Безумец! - бормочет он. - Ммо... молокосос! Мало тебя пороли,
бессмысленный молодой человек!
- Кого это вы, дедушка?
- Известно кого... Поблажку вам дают, балуют, не взыскивают с
вас... (Дедушка втягивает в себя воздух и разражается старческим
кашлем). Прогнать бы тебя сквозь строй разика три, так ты понял
бы... Почему не купил персидского порошку? Почему, я тебя
спрашиваю? Леность? Нерадение?
- Дедушка, вы не даете мне спать! Замолчите! - Не рассуждать!
Понимай, с кем разговариваешь! (Дедушка громко чешется и
возвышает голос.) Повторяю: почему ты не купил персидского
порошку? И как ты смеешь, милостивый государь, позволять себе
такие возмутительные поступки, что на тебя даже поступают
жалобы? А? Вчера полковник Дубякин жаловался, что ты у него жену
увез! Кто это тебе позволил? Т какое ты имеешь право?
Дедушка долго бранит меня и с брани переходит на мораль: седьмая
заповедь, брачные основы и пр.
- Все это я понимаю лучше вас, дедушка, - говорю я.- Каюсь, меня
мучает совесть, но ничего я не могу с собой поделать. Весь в
вас! С кровью и плотью унаследовал от вас и все ваши
добродетели. Трудно бороться с наследственностью!
- Я... я чужих жен не трогал... Выдумываешь!
- Будто бы? А лет десять тому назад, когда вам было шестьдесят
лет, припомните-ка, вы увезли у ближнего не жену, не соломенную
вдову, а невесту! Вспомните-ка Ниночку.
- Я того... я венчался.
- Еще бы! Ниночку воспитывали, лелеяли и готовили совсем не для
шестидесятилетнего старца. На этой умнице и красавице женился бы
любой добрый молодец, и у нее уже был подходящий жених, а вы
пришли со своим чином и деньгами, попугали родителей и вскружили
семнадцатилетней девочке голову разной мишурой. Как она плакала,
когда венчалась с вами! Как каялась потом, бедняжка! И с
пьяницей-поручиком бежала потом, только чтоб от вас подальше...
Гусь вы, дедушка!
- Постой... постой... Это не твое дело... Вот ежели бы тебя
разиков пять сквозь строй, так ты бы не того... не ограбил бы
сестру свою Дашу... Обидчик... За что ты у нее сто десятин
оттягал?
- С вас пример взял. Весь в вас, дедушка! У вас научился
грабастать! Помните, когда вы служили в интендантстве, потом
когда вас назначили в Уфимскую губернию и...
И долго этак мы спорим. Дедушка обвиняет меня в двадцати
преступлениях, и все двадцать я сваливаю на родовое, на
наследственность. Наконец дедушка хрипнет и начинает от злости
царапать стену.
- Вот что, дедушка, - говорю я. - Нам долго так не уснуть.
Давайте-ка выкупаемся и водочки выпьем. Отлично уснем!
Дедушка,сердито шамкая губами, одевается, и мы идем к речке.
Ночь хорошая, лунная. Выкупавшись, мы возвращаемся к себе.
Графинчик стоит на столе. Я наливаю две рюмки. Дедушка берет
одну рюмку, крестится и говорит:
- Вот ежели бы тебя... разиков десять сквозь строй... понимал бы
тогда! Пья... пьяница!
Проворчав, дедушка сердито выпивает и закусывает колбасой. Я
тоже - потому что унаследовал любовь к спиртным напиткам -
выпиваю и иду спать.
И этак у нас каждую ночь.
|
|