Рецепция чеховских заглавий культурой XX века

Два чеховских заглавия в одной строке: Песня «Поспели вишни»

ПОСПЕЛИ ВИШНИ

Поспели вишни в саду у дяди Вани,

У дяди Вани поспели вишни!

А дядя Ваня с тетей Груней нынче в бане,

А мы с тобой погулять как будто вышли.

А ты, Григорий, не ругайся!

А ты, Петька, не кричи!

А ты с кошелками не лезь поперед всех!

Поспели вишни в саду у дяди Вани,

А вместо вишен теперь веселый смех.

– Ребята, главное – спокойствие и тише…

– А вдруг заметят? – Нет, не заметят.

– А как заметят, так мы воздухом здесь дышим, –

Сказал с кошелками соседский Петька.

А ты, Григорий, не ругайся!

А ты, Петька, не кричи!

А ты с кошелками не лезь поперед всех!

Поспели вишни в саду у дяди Вани,

А вместо вишен теперь веселый смех.

– А ну-ка, Петя, нагни скорее ветку…

А он все вишни в рубаху сыпал.

Но, видно, Петя, перегнул ты слишком ветку

И вместе с вишнями в осадок выпал.

А ты, Григорий, не ругайся!

А ты, Петька, не кричи!

А ты с кошелками не лезь поперед всех!

Поспели вишни в саду у дяди Вани,

А вместо вишен теперь веселый смех.

Пусть дядя Ваня моет тетю Груню

Солдатским мылом в колхозной бане.

Мы скажем вместе: Спасибо, тетя Груня!

И дядя Ваня, и дядя Ваня!

А ты, Григорий, не ругайся!

А ты, Петька, не кричи!

А ты с кошелками не лезь поперед всех!

Поспели вишни в саду у дяди Вани,

А вместо вишен теперь веселый смех.

Популярная песня «Поспели вишни» относится к современному жанру так называемого городского шансона, бытует в устном исполнении с гитарным сопровождением и традиционно входит в разряд русских «блатных» песен, включаемых в массовую песенную культуру. Между тем в этом тексте есть знаки, которые позволяют вывести его из разряда масскультурных и осмыслить по-новому. Начинается песня так: «Поспели вишни в саду у дяди Вани». В первой строке своеобразно сконтаминированы заглавия двух чеховских пьес – «Вишневый сад» и «Дядя Ваня». Будучи сильной позицией чеховских текстов (заглавия), они находятся в сильной позиции песни – первой строке, что определяет диалогическое значение этих цитат, ведь «через цитату <…> происходит подключение текста-источника к авторскому тексту, модификация и смысловое обогащение последнего за счет ассоциаций, связанных с текстом предшественником». Благодаря этому подключению, «цитата аккумулирует определенные грани смысла, ассоциативные ходы того текста, из которого она взята, и привносит их во вновь создаваемый авторский текст, делая эти “чужие” смыслы частью становящейся содержательной структуры, причем частью, диалогически взаимодействующей с целым».

Насколько оправдано соотнесение чеховских пьес с песней «Поспели вишни»? Очень вероятно, что чеховские заглавия были введены в текст «Вишен» осознанно. Одно из доказательств – история создания песни. Михаил Шуфутинский говорит, что она была сочинена в Магадане, о чем свидетельствует употребление в тексте магаданского топонима: «Пусть дядя Ваня купает тетю Груню / В колхозной бане на Марчекане». «Марчекан, упоминаемый в песне, – пишет Шуфутинский, – это поселок на берегу Охотского моря, пригород Магадана. Интересно, что этот неизвестно кем придуманный шлягер потом попал на “материк”, его стали петь в кабаках Москвы и Сочи. Но тамошние певцы, не зная магаданской топологии и переписывая слова с пленок на слух, вместо “на Марчекане” поют “навар считают” – так им, видимо, кажется лучше». Известны, кстати, и другие варианты этой строки, например: «Пусть дядя Ваня моет тетю Груню / Солдатским мылом в колхозной бане». Однако начальная строка во всех известных нам вариантах звучит одинаково, что делает обращение к чеховским заглавиям еще более оправданным. А то, что песня сочинена именно в Магадане, позволяет с определенной долей уверенности утверждать, что эти названия включены в «Поспели вишни» осознанно, ведь «в 1930–1950 гг. Магадан был центром управления Сев.-Вост. исправительно-трудовых лагерей НКВД СССР», и именно в Магадане были сосредоточены лучшие интеллектуальные силы из числа заключенных. Поэтому безымянный создатель песни, если и не читал чеховских пьес, то уж названия их слышал наверняка; и названиями этими начал свою песню.

Допустимы по меньшей мере два подхода к песне «Поспели вишни». Можно исходить из того, что она воплощает массовое сознание новейшего времени. Тогда понятия «дядя Ваня» и «вишневый сад» воспринимаются как идиомы, лишенные на первый взгляд какого-либо значения, связанного с самими пьесами: дядя Ваня – это просто добрый веселый старик, душа компании, хлебосольный хозяин (ср. популярную одноименную песенку 30-х годов с рефреном «Дядя Ваня – хороший и пригожий»), а вишневый сад – место отдохновения от повседневных трудов, своеобразный аналог сада райского. В таком прочтении песня описывает комическую ситуацию похищенья вишен из сада, пока хозяева моются в бане, и не нуждается в каких-либо интерпретациях, связанных со смыслами чеховских заглавий.

Однако для культурно ангажированного слушателя заглавия чеховских пьес не исчерпываются только идиоматическим значением. В этом случае перед нами текст-симулякр, или кич, «массовое искусство для избранных». Ситуация, воспроизводимая в песне, интересна уже не сама по себе, а как ирония над теми, кто способен данную ситуацию воспринимать «эстетически», «всерьез». Песня иронизирует над стереотипами массового сознания, играет с ними. На это может указывать и антропоним «тетя Груня» («А дядя Ваня с тетей Груней нынче в бане»): используется имя, характерное не столько для «серьезного» русского шансона, сколько для пародий на него. И, как всякий симулякр под масскультуру, песня «Поспели вишни» содержит глубинные смыслы, доступные элитарному сознанию, поэтому песня может функционировать в иной смысловой плоскости, становясь фактом культуры для избранных. Тогда для адекватного ее понимания следует обратиться к глубинным смыслам чеховских заголовков. Общеизвестно, что сам писатель весьма серьезно относился к озаглавливанию: «Одно из настойчивых требований, которые предъявлял Чехов к своим и чужим произведениям, – это требование, чтобы заглавие строго отвечало содержанию, не заставляло ожидать того, чего автор не даст ему». Исследователи указывают на символичность и многозначность заглавия «Вишневый сад», на то, что название «Дядя Ваня» содержит «намек на ограниченность существования людей, подобных Войницкому <…>. В заглавии выражено не только осуждение обстоятельств жизни, ограничивших жизнь мыслящего и чувствующего человека крохотной ролью “дядя Вани”, но и самого Войницкого, не угадавшего своего подлинного предназначения».

Эти смыслы строятся на соотнесении заглавия и текста, поэтому песню «Поспели вишни» следует рассмотреть с учетом не только идиоматических значений чеховских заглавий, но и самих текстов пьес.

Сходства обнаруживаются прежде всего на сюжетном уровне. Так, во всех трех случаях (обе пьесы и песня) важным топосом становится сад, а в двух (песня и «Вишневый сад») – баня. Топос сада в «Вишневом саде» и в «Дяде Ване» имеет близкое значение. Широко известно, что сам Чехов объяснял К.С. Станиславскому: «“–Послушайте, не Вúшневый, а Вишнёвый сад”, – объявил он и закатился смехом. Стало ясно: “Вúшневый сад” – это деловой, коммерческий сад, приносящий доход. Такой сад нужен и теперь. Но “Вишнёвый сад” дохода не приносит, он хранит в себе и в своей цветущей белизне поэзию былой барской жизни <…>. Жаль уничтожать его, а надо, так как процесс экономического развития страны требует этого». В песне сад из вишнёвого стал вúшневым, он приносит доход (этот мотив усилен в «материковом» варианте – «навар считают»). А в «Вишневом саде» сад не только не приносил дохода – он даже редко плодоносил. Таким образом, воплотилась мечта Лопахина о саде, приносящем доход, но только не за счет строительства дач, а за счет растущих плодов. Песня «Поспели вишни» становится по отношению к чеховским пьесам своеобразной ретроспекцией в будущее. Пришло новое поколение, и сад стал приносить доход («навар»). Залогом этого стал труд владельцев сада – ср. финал «Дяди Вани»: «Соня. <…> будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя» (Т.13. С.115); в «Вишневом саде» Любовь Андреевна о Варе: «Она привыкла рано вставать и работать» (Т.13. С.250); «Лопахин. <…> Не могу без работы» (Т.13. С.243). В песне сад стал приносить доход благодаря работоспособности дяди Вани. Как видим, песенный дядя Ваня – своеобразный итог судьбы Войницкого. В этой связи и песня читается как послесловие к чеховским пьесам.

Отметим, что баня в песне, в отличие от бани «Вишневого сада», вновь используется по назначению. В пьесе, напомним, в бане жил Петя Трофимов («Дуня. В бане спят, там и живут». – Т.13. С.200). Теперь в бане моются дядя Ваня с тетей Груней. Вот только, чтобы вернуть себе исконные функции, бане пришлось стать колхозной. Чеховские герои при советской власти стали зажиточными селянами.

Сходство между пьесами и песней обнаруживается и на уровне антропонимики. Антропонимическое пространство песни не ограничивается только именами дяди Вани и тети Груни. В рефрене возникают еще два онима:

А ты, Григорий, не ругайся!

А ты, Петька, не кричи!

Оба эти имени встречаются в «Вишневом саде» и относятся к представителям молодого поколения – Пете Трофимову и утонувшему сыну Раневской Грише («Аня. А Петя Трофимов был учителем Гриши». – Т.13. С.202). Гриша повзрослел и стал Григорием, а вот Петя превратился в Петьку, окончательно утратив достоинство («облезлый барин») и присущий ему трагизм. Но главное – само занятие Григория и Петьки: они воруют вишни. Тем самым все сентенции Трофимова о светлом будущем полностью дискредитируются (ср.: «Надо бы только работать <…> у нас в России работают пока очень немногие» (Т.13. С.223); «чтобы начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним, а искупить его можно только страданием, только необычайным, непрерывным трудом». – Т.13. С.228) и даже могут быть комически переосмыслены: «Вся Россия наш сад. Земля велика и прекрасна, есть на ней много чудесных мест» (Т.13. С.227); «Если у вас есть ключи от хозяйства, то бросьте их в колодец и уходите. Будьте свободны, как ветер» (Т.13. С.228). Это ведет к полной дискредитации самого образа. В том времени, которое изображает автор песни, Трофимов стал всего лишь дачным вором, то есть и здесь ему не нашлось места, как не находилось во времени чеховском. Хотя, с другой стороны, именно Петька оказывается в выигрыше: пока труженик дядя Ваня мылся в бане, Петька обчистил его сад. А это уже – дискредитация времени, в котором воры побеждают тружеников. И одна из сентенций чеховского Войницкого наполняется в результате новым содержанием, как бы связывая воедино российский рубеж веков и советскую эпоху: «Зачем не крал? Отчего вы все не презираете меня за то, что я не крал? Это было бы справедливо, и теперь я не был бы нищим!» (Т.13. С.101).

В связи с этим интересное сходство между текстами обнаруживается на уровне ключевых мотивов песни и обеих пьес – мотивов разрушения и созидания. В песне, как явлении массовой культуры, соотнесенность этих мотивов без учета текстов-источников достаточно однозначна: дядя Ваня с тетей Груней – созидатели, а воры – разрушители. У Чехова все гораздо сложнее. Разрушение отмечается прежде всего на уровне психологии народа и даже физиологии. По доктору Астрову, человек «до сих пор <…> не творил, а разрушал» (Т.13. С.73). Разрушение влечет за собой гибель мира, полное вырождение, о котором предупреждают герои чеховских пьес: Елена Андреевна: «мир погибает не от разбойников, не от пожаров, а от ненависти, вражды, от всех этих мелких дрязг» (Т.13. С.79); Астров: «…это вырождение от косности, от невежества, от полнейшего отсутствия самосознания, когда озябший, голодный, больной человек, чтобы спасти остатки жизни, чтобы сберечь своих детей, инстинктивно, бессознательно хватается за все, чем только можно утолить голод, согреться, разрушает все, не думая о завтрашнем дне» (Т.13. С.95); Трофимов: «…какая там гордость, есть ли в ней смысл, если человек физиологически устроен неважно, если в своем громадном большинстве он груб, неумен, глубоко несчастлив» (Т.13. С.223); Яша: «…страна необразованная, народ безнравственный, притом скука» (Т.13. С.236). В свете всего сказанного совершенно по-особому воспринимается реплика прохожего из «Вишневого сада»: «Мадемуазель, позвольте голодному россиянину копеек тридцать…» (Т.13. С.226). Пассивными разрушителями оказываются Серебряков, Любовь Андреевна, Гаев. Лопахин пытается созидать, но созидать разрушая. Трофимов и Астров созидают лишь на словах, на деле оставаясь пассивными. И созидание дяди Вани шло только на пользу бездельнику Серебрякову: «…мы точно кулаки, торговали постным маслом, горохом, творогом, сами недоедали куска, чтобы из грошей и копеек собирать тысячи и посылать ему» (Т.13. С.80). Таким образом, в чеховском мире созидание полностью обесценивается, а доминантой бытия становится разрушение. То же можно сказать и о мире песни.

С одной стороны, песенный дядя Ваня стал воплощением мечты Лопахина: «дачник лет через двадцать размножится до необычайности. Теперь он только чай пьет на балконе, но ведь может случиться, что на своей одной десятине он займется хозяйством, и тогда ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, роскошным» (Т.13. С.206). Но, с другой стороны, тот факт, что в песне победу одерживают разрушители, позволяет сентенции Лопахина («Настроим мы дач, и наши внуки и правнуки увидят тут новую жизнь». – Т.13. С.240), Ани («Начинается новая жизнь». – Т.13. С.247), Трофимова («Здравствуй, новая жизнь!» – Т.13. С.253) расценить как комические. Мир изменился мало. Да, остались труженики, подобные Войницкому и Лопахину, Соне и Варе, но, как и в чеховские времена, истинные властители положения – нахлебники, с которыми труженик, хочет он того или нет, вынужден делиться.

Как видим, в песне на уровне сюжета, ключевых топосов, имен, мотивов свернуто воплощается проблематика обеих чеховских пьес. Более того, текст песни может быть рассмотрен как своеобразное продолжение «Вишневого сада» и «Дяди Вани», как рассказ о том, что стало с чеховскими героями и чеховскими садами в годы советской власти. И итог печален: труженики остались, но верх по-прежнему одерживают тунеядцы-разрушители. Вот только теперь они напрочь лишены ностальгически-романтического флера, столь характерного для чеховских персонажей. Лишены его, впрочем, и герои-труженики. Так игра с чеховскими заглавиями-символами позволяет автору песни иронично осмыслить свое время.

Принципиальные точки соприкосновения пьес Чехова и песни «Поспели вишни» обнаруживаются при обращении к осмыслению жизни через категории трагического и комического. Н.И. Фадеева отметила, что «события, происходящие в “Вишневом саде”, драматичны по существу <…>. Однако то, что могло стать драмой, состоялось как комедия, и это балансирование между драмой и комедией, местами даже фарсом, постоянно ощущается». Данная точка зрения справедлива и по отношению к «Дяде Ване». В сочетании «драматического, даже трагического, и комического» – своеобразие обеих пьес. Одним из носителей такого трагифарсового начала в «Вишневом саде» выступает Петя Трофимов. Именно «балансирование между драмой и фарсом снимает героический ореол с Пети». Петя декларирует: «Я свободный человек <…> я силен и горд. Человечество идет к высшей правде, к высшему счастью <…> и я в первых рядах!» (Т.13. С.244). Но именно в образе Трофимова на первый план выступает «несоответствие слова и жеста» – падение Пети с лестницы, вызывающее смех Ани, или потеря им калош.

Обращаясь к комическому в чеховских пьесах, исследователи отмечают генетическое влияние на художественный мир Чехова карнавальной культуры, в результате чего, например, в «Вишневом саде» «изображается амбивалентный художественный мир, смеховой аспект которого формируется веселым отрицанием, осмеянием отжившего во имя обновления бытия». Воздействие карнавальной культуры прослеживается и в функции второстепенных персонажей пьесы, «которые, кроме всего прочего, выполняют роль маски. С помощью маски создается смеховой художественный мир и достигается снижение серьезного плана действия и его персонажей». Именно смех становится важной доминантой целого ряда образов – например, Епиходова, который рассуждает: «У меня несчастье каждый день, и я <…> только улыбаюсь, даже смеюсь» (Т.13. С.238). И в песне в финале припева (в сильной позиции) находится слово «смех»:

Поспели вишни в саду у дяди Вани,

А вместо вишен теперь веселый смех.

Однако у Чехова «смех» отнюдь не единственная категория: специфика чеховских пьес в синтезе трагического и комического. И при соотнесении песни с чеховской драматургией становится очевидным, что трагический элемент в «Вишнях» фактически отсутствует, и вся песня основана на фарсе – веселое, с шутками-прибаутками, похищение вишен из сада.

Чеховская ситуация в песне из трагикомической стала только комической и даже фарсовой. Если в чеховских пьесах слились фазисы трагедии и комедии, то песня «Поспели вишни» обозначила следующий фазис – фазис комедии. Мир Чехова из трагикомического стал фарсовым. Идеалы Чехова в какой-то мере воплотились (в саду поспели вишни, бане возвращены ее исконные функции), но от Пети остался только жест, от вишен – только смех, а дядя Ваня и нынче в бане.

Подводя итог, можно сказать, что исследование цитации чеховских заглавий позволяет перевести текст песни «Поспели вишни» из разряда шуточно-развлекательных в разряд текстов, где ставятся проблемы времени, бытия, места человека в мире. «Поспели вишни», таким образом, может быть прочитана как текст-симулякр элитарной культуры, построенный на диалоге с Чеховым. Этот диалог позволяет существенно откорректировать и рецепцию пьес Чехова в новейшее время, а в некоторой степени даже уточнить их проблематику, когда герои и ситуации чеховских драм переводятся в анекдотический план. Важным оказывается и то, что именно чеховские герои и ситуации становятся тем универсальными знаками, которые и спустя десятилетия позволяют лучше понять наше время.

Нечто похожее происходит в фильме Владимира Зельдовича «Москва», где одна из героинь говорит: «Я к этому месту прикована, как дядя Ваня, у меня долгов на пятьдесят тысяч. Как я их отдам? Мне надо работать, работать и работать». И сразу же напевает: «Поспели вишни в саду у дяди Вани…». Этот эпизод указывает на еще один возможный аспект рецепции чеховского творчества современной культурой, когда для процесса восприятия уже недостаточно собственно чеховского текста, а необходим еще и посредник, каковым в данном случае становится песня «Поспели вишни».

Читать далее>>